13
– Эй! – Торп пощекотал губами шею Ливи, чтобы она проснулась. – Ты собираешься проспать целый день?
Она подвинулась к нему поближе.
– Угу.
Единственное, чего ей сейчас хотелось, так это чувствовать его тело рядом с собой. И пусть будет ночь, утро или день. Все равно.
– Уже десятый час.
Он провел рукой по ее спине, и она вздохнула от удовольствия.
– Ты помнишь, что мы собирались провести весь день в лодке?
Ливи чуть-чуть приоткрыла глаза. Оказывается, действительно утро. И он здесь, с ней. Сонно улыбнувшись, она посмотрела на него сквозь ресницы. Так не хотелось даже открыть глаза.
– Давай вместо этого проведем весь день в постели.
– Эта женщина – лентяйка! – решительно сказал Торп. «И прекрасна собой», – подумал он, откидывая прядь волос с ее щеки. Прекрасна так, что у него даже сердце щемит.
– Лентяйка? – Ливи возмутилась, правда, недостаточно энергично. – Да я вся просто горю от жажды деятельности, – сказала она медленно, низким от сна голосом, и снова закрыла глаза. – Просто сгораю. – Ливи зевнула.
– О да, я вижу. Может, нам стоит немного встряхнуться?
Ливи снова открыла глаза:
– Да, пожалуй.
Он не ожидал такого пылкого поцелуя и столь быстрого движения. Внезапно она очутилась сверху, прижавшись губами к его рту. Он глухо заворчал от удовольствия. Она дотронулась до него, возбуждая плоть. За считаные секунды его пульс из ровного, спокойного сделался бешеным. Кровь, остывшая за ночь, воспламенившись, бросилась в голову. Руки Ливи требовали, они стали даже агрессивны, рот покрывал тело жадными поцелуями. Она его захватила врасплох, прежде чем он успел сообразить, что это она сейчас ведет его за собой.
Его мгновенная отзывчивость, казалось, придавала ей силы. Ее алчный рот впивался в его губы, в шею, плечи. Языком она пощекотала его грудь и снова припала к губам.
Откуда у нее взялись силы, удивился он, оглушенный внезапным напором. Или это он сам вдруг ослабел? Он должен сейчас же ею овладеть. Сейчас же. Кровь стучала в его жилах, голове, чреслах, кончиках пальцев. Но когда он попытался подмять ее под себя, она увернулась, оседлав его, и обрушилась с таким поцелуем, что он едва не задохнулся. Но, даже задыхаясь, он притиснул ее к себе. Ее движения сводили его с ума.
А потом они соединились, не помня себя от страсти, утратив на мгновение разум. В голове стучало, в ушах раздавался неумолчный шум. Это дышала Ливи, прерывисто, коротко. А потом она вдруг растворилась, растаяла, словно истекла силой. Судорога потрясла его тело. Торп охватил руками ее голову.
«Это моя женщина», – подумал он яростно, обнимая ее, еще дрожащую. Он тихо, недвижно лежал, пока напряжение не спало. Но он помнил все и знал, что стоит пока сохранять осторожность.
– Наверное, ты ждешь моих извинений?
– М-м-м? – смутилась Ливи.
– Ну за то, что я назвал тебя ленивой.
Она рассмеялась и на мгновение прижалась к нему, а затем вытянулась, отдыхая.
– Я согласна. – Она опять свернулась клубочком. – Но ты принесешь извинения, когда я проснусь.
– Ну уж нет. – И, вскочив, Торп бесцеремонно и безжалостно вытащил ее из постели. – Пора заняться греблей, – заявил он, хотя Ливи морщилась и дулась.
– Ты просто одержимый человек.
– Совершенно правильно. – Торп поцеловал ее в нос. – Но в душ отправляйся первая.
– Спасибо.
Благодарность ее прозвучала довольно язвительно, однако Торп лишь ухмыльнулся, когда она захлопнула за собой дверь ванной. Он натянул слаксы, раздумывая, что неплохо бы сварить кофе. Вместо этого он взял пачку сигарет с прикроватного столика. Отсюда было слышно, как Ливи ворчит, налаживая душ.
Взяв зажигалку, Торп щелкнул ею, вспыхнула искра и погасла. А, черт! Он недовольно оглянулся в поисках спичек и открыл узкий ящик стола, полагая, что, может быть, они там.
Он сразу же увидел фотографию. В квартире Ливи никогда не было никаких фотографий и вообще ничего, подаренного на память. На фото сиял улыбкой потрясающе красивый малыш. Он взял карточку и стал разглядывать.
Фотография была маленькая, в серебряной рамке. Мальчик, вряд ли старше года, с пухлыми щечками и широкой улыбкой. Личико обрамляли густые черные волосы. Глаза были темно-голубые, почти синие, веселые и озорные. Это был ребенок, при виде которого любой прохожий на улице остановился бы и улыбнулся ему. Балованное дитя тысячи тетушек и дядюшек. Казалось, что веселая улыбка сейчас сменится громким смехом.
Держа в руке фотографию, Торп сел на постель.
– Я, наверное, истратила всю горячую воду, – сказала Ливи еще за дверью. – И поделом тебе за то, что вытащил меня из постели в субботу на рассвете.
Она открыла дверь и помедлила, завязывая пояс халата.
– Кстати, я не чувствую запаха кофе. Это ты мог бы по крайней мере…
Голос ее замер, когда она увидела, что он держит в руке. Улыбка исчезла, и она побледнела.
– Ливи… – Он начал было объяснять, как искал спички, но потом остановился. Все это сейчас ни к чему. – Кто это на фотографии?
Он мог сосчитать до десяти или даже больше, а Ливи все молчала. Она сглотнула, нижняя губа ее дрогнула, но, когда она заговорила, голос был ясный и сильный.
– Мой сын.
Впрочем, он знал это, едва взглянув на снимок. Сходство безошибочное. Он, глядя на нее в упор, спокойно спросил:
– А где он?
Ее лицо побледнело как мел. Еще никогда он не видел таких темных глаз, взгляда, задумчивого и полного боли.
– Он умер.
Ливи быстро отвернулась к шкафу и стала доставать одежду. Но она видела только цветные пятна. Она брала первые попавшиеся вещи, но не могла их удержать. Руки были как деревянные, они даже не дрожали. Торп обнял ее за плечи. Ливи машинально продолжала тасовать вешалки.
– Ливи. – Торпу пришлось приложить усилие, чтобы повернуть ее лицом к себе.
– Мне нужно одеться, если мы собираемся на прогулку.
Она затрясла головой, как бы отвергая все вопросы и стараясь высвободиться из его рук.
– Прекрати! – скомандовал он и так ее встряхнул, что она с трудом перевела дыхание. – Нет. Так не пойдет. Ни сейчас, ни потом. Во всяком случае, со мной.
И прежде чем она успела что-либо ответить, Торп крепко прижал ее к себе.
Она могла бы вырываться, выкрикивать что-то обидное, но она приникла к нему, и все преграды пали.
– Иди сюда, сядь, – сказал он, – и все мне расскажи.
Ливи села на кровать, чувствуя его надежную руку на своих плечах. Фотокарточка лежала рядом. Она взяла ее и положила себе на колени. Он ее не торопил, он знал, что ей надо время, чтобы собраться с духом.
– Мне было девятнадцать, когда я познакомилась с Дугом.
Ее телезрители сейчас бы не узнали этот голос. Он был слаб, дрожал, в нем слышалась сердечная боль.