А запасного сердца ещё не изобрели.
Никто не захотел брать моё.
Физика выпихнула из лёгких воздух. Я не торопилась вдыхать новый. Всё поплыло перед глазами.
— Внимание! Стыковка через пять. Четыре. Три. Два. Один…
От внезапного торможения встряхнуло. Крепления шлюза, будто клешни, схватились за корпус.
— Добро пожаловать на станцию «Ковчег», — пробормотала система, а я уже вскочила на ноги. Шаталась, но вполне могла идти. Бежать. Шлюзы раскрылись с шипением.
— Сюда. Сюда! Быстрее! — заорала кому-то мама.
Несколько смельчаков из её подчинённых вбежали внутрь. Не испугались вируса. Не испугались карантина. Окружили Беллами, отталкивая меня в сторону. Стащили прежние датчики. Оставили только ИВЛ. Прицепили специальные приборы к груди и вискам, вкололи стимуляторы, покатили по коридорам. Смотрели что-то в планшете. Что-то говорили. Бегали пальцами по экрану. Я едва успевала следом, израсходовав весь свой запас сил на бесполезную борьбу с инерцией.
— Есть! Есть пульс…
— Сильная гипотермия. Гиповолемия, возможен шок… Нужен норэпинефрин…
— Есть альбумин? Плазма? Допамин? И срочно подробную КТ…
Успели? Мы успели? Успели…
Всем телом я прилипла к прозрачной перегородке. Мама и её помощники уже вовсю занимались своим делом. Укутали Беллами в согревающее электроодеяло. Стабилизировали показатели. Напряжение отхлынуло резкой волной. Конечности затряслись. Захлебнувшись истерическим всхлипом, я осела на пол. Всё дрожало от облегчения, накрывшего, будто цунами. Перестать всхлипывать не получалось. Обхватив себя руками, я просто наблюдала за ними. Думала, что у меня получилось. Понимала, что переписала концовку. Плакала. Рыдала, не в силах перестать. Обманщица. Счастливая.
Мир померк в темноте.
Очнулась я в кровати незнакомой каюты. Первые пару секунд даже думала, что это очередной сон про «Ковчег», а потом запоздало накрыло осознанием — я в самом деле здесь. Вернулась и отключилась тогда, когда не должна была. В самый ответственный момент. Откинув одеяло и вскочив с постели, я тут же ткнула в кнопку на двери. Она выпустила меня в просторный зал. Мама оторвалась от компьютерной панели, за которой работала, и взглянула на меня, полусонную, растрёпанную и отчаявшуюся.
— Что с ним? Как он?!
— И тебе доброе утро, дорогая, — приподняв одну бровь, усмехнулась она. — С нашим пациентом всё замечательно. Полностью стабилен. Ещё несколько дней в глубоком сне — и будет как новенький. Буквально. Потому я решила дать тебе отдохнуть. Ты отключилась от стресса и переутомления, и ничего хорошего в этом нет.
— Где он?
— Успокойся, приведи себя в прядок, боги, хотя бы причешись и переоденься, а то это же…
— Где он?! — воскликнула я куда более напористо, угрожающе шагнув вперёд.
Мама сверлила меня недовольным взглядом несколько секунд. Поняв, что я не сдамся, отмахнулась и пробормотала в ответ номер каюты. Не теряя ни мгновения более, я развернулась на пятках и рванула прямо по коридору. Помятая одежда? Растрёпанные волосы? Плевать. Здесь всё равно должна быть карантинная зона. Кому какое дело до дурацких правил, если я не могла спокойно дышать, не убедившись, что он в порядке?
Беллами и правда мирно спал в широкой постели в просторной каюте. Его до сих пор оплетали трубки и датчики, но теперь это не пугало. Все изменения жизненно важных показателей фиксировались и выводились на настенную панель. Норма. Мама не солгала.
Когда я коснулась его тёплой ладони, то снова ощутила ослепляющее облегчение. Когда легла рядом, желая послушать его дыхание, то смотрела прямиком в длинное окно. За бортом светилась отражёнными лучами Солнца Земля, и этот свет долетал и сюда. Он озарял пространство ещё ярче. Всё это походило на иллюзию. На мираж.
— Успокоилась? — с улыбкой спросила мама, когда я вернулась.
— Успокоилась, — кивнула я. — Спасибо, что вы спасли его. Правда. Спасибо, что руководила этим.
— Это мой долг. Спасать жизни — как врача и не давать тебе поводов для слёз — как матери.
— Ты же знаешь, что я пообещала Канцлеру взамен на полёт сюда? — тяжело вздохнула я. — Рецепт вакцины. На основе чёрной крови. Не хочешь помочь?..
Все следующие дни мы проводили за исследованиями. Маме, да и мне самой не терпелось изучить новый белок, который научился синтезировать наш организм для разрушения вирусной РНК. Мы выяснили, что именно он цеплялся к клеткам крови и менял её цвет, но на все остальные её функции влияния не оказывал. Вакцина горцев и иммунитет землян работали немного иначе: они учили организм сдерживать вирус от распространения и не давали ему развиваться, пусть и приходилось терпеть такое неприятное соседство. Наши тела же научились уничтожать заразу под чистую. И пусть эта способность была приобретённой, в наших генах изначально была заложена предрасположенность к ней. А, значит, в чём-то фанатики «Второго Рассвета» всё же оказались правы. Наши дети вполне могли унаследовать это и больше не страдать от неприятных последствий этого симбиоза. Действительно положить начало новому типу людей. Правда, последствия для организма пока оставались неясными. Для подробной картины всё ещё нужны были годы исследований и анализов.
В нашей импровизированной карантинной зоне в целом оказалось довольно людно. Часть Советников с радостью вернулись: на Земле им пока не очень понравилось привыкать к более мощной гравитации. У них не было наших усовершенствованных и тренированных тел, чтобы адаптироваться за несколько дней. Многие из наших, из экспедиции, тоже загорелись идеей прикоснуться к прежней жизни. Только Джаспер с небольшой группой кадетов остался в бункере. А я, Рэйвен, Харпер, Монти, Джон, остальные — все мы не могли отказать себе в удовольствии хоть ненадолго прикоснуться к своему настоящему дому. Всем офицерским составом мы каждый день обедали и ужинали вместе в общей столовой. Монти и Харпер больше не стеснялись ходить, взявшись за руки, и я молча улыбалась, радуясь за них. Джон, само собой, выдавал по этому поводу по двадцать колкостей в час, от чего новоявленная парочка постоянно краснела то от смущения, то от злости. Рэйвен продолжала бросать на него уничтожающие взгляды, но, кажется, начинала постепенно его прощать. Или хотя бы переставала ненавидеть.
Когда станция потихоньку засыпала, я приходила сюда. К Беллами. Мама знала, что все ночи я спала здесь, рядом с ним, но даже не пыталась возражать. И без слов понимала, что я бы всё равно не стала слушать. Я не нарушала никаких законов и правил, да и молчаливое присутствие Беллами успокаивало и даже вдохновляло сосредоточиться на очередной куче учебников, которые я читала, устроившись в кресле у окна. Когда новая порция интегрально-дифференциальных уравнений никак не хотела поддаваться пониманию, я откладывала планшет и смотрела на далёкую тёмную Землю. Или смотрела на него, представляя, что скажу ему, когда очнётся.
Сегодня он всё ещё спал, хотя подачу снотворного и все остальные вспомогательные приборы отключили пару часов назад. Мама прогнозировала, что из-за долгого действия препаратов он точно проспит до утра. И теперь, вместо привычного спокойствия, я сидела, как на иголках. Не могла запомнить и строчки из дурацкого пособия по ракетостроению. Это была последняя ночь, когда я могла сидеть вот так. Быть рядом. Что будет потом?
Отложив планшет, я покачала головой. Читать? Бесполезно. Спать — тоже, ведь куда мне было уснуть такой нервной и взбудораженной. Что? Что было делать? Я подумала, что неплохо было бы украсть из аптечки какого-нибудь успокоительного. Поднялась на ноги. Успела только повернуться, беглым взглядом пробежав по каюте — и застыла.
Сначала думала: показалось. Моргнула. Нет.
Не показалось.
Беллами проснулся. Открыв глаза, изумлённо моргал. Оглядел каюту. Приподнялся на локте. Неверяще посмотрел на меня, будто я была каким-то призрачным видением. Спросил хрипло:
— Я что, умер?
Боги, я столько раз прокручивала в голове этот момент, придумывала объяснения и речи. Но все слова вылетели из головы. Там звенела пустота сродни вакууму за бортом. Вышло только нервно улыбнуться.
