Глаза защипало, но слёзы так и не появились. Наверное, их уже не осталось.
— Спасибо, Харпер. Я очень рада за вас. Вы заслужили своё счастье.
— Ты тоже, — она коснулась моей руки. — Так что не сдавайся. Я лучше многих знаю, что самая тёмная ночь — перед рассветом.
Оставшись в одиночестве, я потеряла всякий счёт времени. Просто сидела, уставившись в стену, будто зомби, и даже не сразу поняла, что двери операционной распахнулись. Подскочила, едва не рухнув обратно от внезапного головокружения, но устояла на ногах.
— Девочка в порядке. Её переводят в палату. А он… Он стабилен. Пока что, — тихо проговорила мама. Замолчала. В её словах между строк повисло очередное тяжёлое «но». Вздохнув, она продолжила: — Мы так и не смогли полностью остановить кровотечение. Оно не такое сильное, как прежде, но из-за глубочайшего разреза лёгочных тканей и сложной раны… Объяснять долго. Но в текущих условиях прекратить его невозможно. Ему осталось примерно несколько часов. Мне очень жаль, дорогая.
Мир завертелся вокруг мутным вихрем. Казалось, мне самой проткнули лёгкое. Разодрали сердце. Октавия… Каково ей будет потерять обоих, если от перспективы потерять одного я уже сходила с ума? Я пошатнулась, хватаясь за стену. Мама уже оказалась рядом. Обняла меня.
— «Ковчег», — хрипло выдавила я. Она вглядывалась в мои безумные глаза. — Стволовые клетки. Ваша генная терапия. Ты когда-то говорила, что оно может даже потерянную конечность отрастить. Вы пробовали на одном из преступников. Ты показывала мне видео. Раны затягиваются на глазах!
— Да. Ты права, всё так. Но это там. Здесь и близко нет таких технологий. А полёт на орбиту — это перегрузки, ты же знаешь. Он убьёт его.
Я отрицательно замотала головой, отказываясь принимать правду.
— Мам, прошу. Скажи, что есть шанс.
— Опасно. Очень рискованно.
— Это хуже, чем опустить руки?
— Ничего не получится, если он умрёт по пути. Воскрешать мёртвых мы пока не научились.
— То есть сначала ты говоришь, что он в любом случае умрёт, но даже не хочешь попробовать рискнуть? Я не понимаю! Если он всё равно умрёт, то какая разница где? Здесь или по пути на станцию? А если не умрёт? Если у него правда есть шанс, а мы его упустим?!
— Кларк… — мама покачала головой с жалостью.
— Пожалуйста! — взмолилась я. — Прошу тебя. Ты же мне обещала, что сделаешь всё.
— Чёрт, — она склонила голову, схватившись пальцами за переносицу. — Ладно. Попробовать стоит. Надо подумать, как облегчить транспортировку.
— Правда? — едва смогла поверить своим ушам я. — Хорошо. Хорошо! Я сейчас же поговорю с Канцлером! Сколько тебе нужно времени?
— Вылетим, как только он согласится.
Я унеслась прочь по коридору до того, как мама успела сказать что-то ещё. Времени на пустую болтовню совсем не было. Я знала, что Канцлер будет против моей идеи, и понятия не имела, как именно буду его убеждать. В панике мозг предлагал один вариант хуже другого, включая вполне себе рабочую схему с пентатриосфеном, но я настойчиво гнала от себя ужасные мысли.
Кейна я нашла в компании президента Уоллеса. Они распивали тот самый медово-цветочный чай в апартаментах Данте, до моего появления, очевидно, обсуждали какие-то детали договорённостей об обмене знаниями и ресурсами, но тут же прервались. Аарон усмехнулся ещё до того, как я заговорила. Видимо, по горящему взгляду понял, что я вновь что-то задумала. Канцлер тоже начал что-то подозревать. Смотрел. Молчал. Не ждал ничего хорошего.
Я не разочаровала, тут же решительно произнеся:
— Мы должны полететь на «Ковчег».
— С чего вдруг, позволь спросить?
— Затем же, зачем мы летели сюда сломя голову. Наш главный союзник среди землян сможет выжить только благодаря технологиям «Ковчега». Так сказала ваша Советница.
— Глава первая, пункт один-восемнадцать. Личные цели и мотивы недопустимы, а их воплощение в жизнь считается грубейшим нарушением.
— Я здесь не настолько давно, чтобы забыть эту главу.
— Хочешь сказать, это для дела?
— Хочу. Я сказала всё ещё в вертолёте. Дело не во мне.
— Президент, вы не возражаете, если мы вас оставим? — спросил Канцлер, взглянув на Уоллеса.
— Разумеется, — усмехнулся тот.
В коридоре Канцлер предпочёл отойти подальше от лишних ушей и по дороге нервно сжимал кулаки. Остановившись в закутке, посмотрел на меня исподлобья:
— Сколько ещё ты будешь плевать на мой авторитет? Сколько ещё будешь проявлять неуважение? Выставляешь меня дураком перед всеми, выдвигаешь требования! Я понимаю тет-а-тет, но так унижать меня в присутствии Уоллеса? Орать при Советниках? Как ты вообще смеешь?
— Простите меня, господин канцлер, — я взглянула на него без малейшей толики раскаяния. — Если хотите, чтобы я умоляла — просто скажите. Но что-то мне подсказывает, что ваш ответ не изменился бы, сколько бы слёз я тут не пролила.
— Потому решила использовать наглость и прилюдно вытирать об меня ноги?
— Вытирать ноги? Да вы понятия не имеете, каково это, когда о вас в самом деле вытирают ноги! Ненавидят! Желают смерти! Вас похищали? Запирали? Пытались изнасиловать? Угрожали убить? Меня да. Всё из этого. Что-то даже не раз. Я выстрадала каждую милю этого жуткого путешествия не для того, чтобы в конце всё разрушила ваша уязвлённая гордость.
— Ещё одно слово — и тебя ждёт суд!
— О! Суд! Это что-то новое в моём списке угроз. Почему вы так упрямо не хотите слушать то, что вам говорят, господин канцлер? Настолько отвыкли, что кто-то может говорить с вами на равных?
— Кларк! — рявкнул он. — Замолчи, пока не поздно.
— Я прошу не так много. Просто сделать один рейс наверх. Корабль не одноразовый. Он готов ещё к сотне таких же полётов. Вы ничего не теряете.
— Значит, вот так просто ты готова подвергнуть всю станцию риску заражения местной заразой?
— Это не должно быть проблемой. Прикажите изолировать одиннадцатый сектор. Там всё равно сейчас почти никто не живёт. Это будет карантинная зона для всех прибывших с поверхности. Вирус для всех остальных не будет опасен, если перевести отсеки в автономный режим. Механизмы станции это вполне позволяют.
— А потом что?
— Как только необходимость отпадёт, мы вернёмся сюда. И передадим в лаборатории рецепт вакцины.
— Твой друг президент Уоллес намерен хорошо за него поторговаться. Он уже выдвинул мне целый список требований. Удивлена? И, может, список был бы меньше, если бы ты не подрывала мой авторитет.
— Вы опять думаете не о том. И не видите ещё одну важную причину срочно лететь на «Ковчег». Вы не поняли про какой рецепт вакцины я говорю! По всем доступным данным все из нас уже должны были умереть от вируса. Но, как видите, я стою перед вами живая и здоровая. У нас у всех чёрная кровь, и есть основания полагать, что благодаря ей мы иммунны. А если это так, то мы сами сможем создать вакцину, выделив тот белок, что разрушает вирус. Тогда можно будет смело послать президента со всеми его условиями. А если спасти командира землян — эти переговоры быстро станут трёхсторонними. И прелесть в том, что всем друг от друга что-то нужно. В такой ситуации не сработают ультиматумы, иначе две другие стороны быстро сориентируются и отправят третью ко всем чертям. А если мы останемся один на один с «Маунт Уэзэр», это точно не закончится хорошо.
— А если ты не права? Если наш отъезд сделает только хуже? Что, если Уоллес воспримет это как нашу попытку подмазаться к землянам? А, офицер Гриффин? Что вы сделаете, если я сейчас скажу «нет»?
— Вы не поняли. Вопрос не в том, разрешите ли вы. Вопрос в том, как вы меня остановите. Президент Уоллес — мой друг и должник, а не ваш. Думаю, если я попрошу его на время запереть вас здесь ради благого дела, он не откажет. С кораблём мы справимся. Со всем остальным — тоже. И знаете что? Мне всё равно, что будет потом. Я прожила здесь достаточно, чтобы не содрогаться в ужасе от перспективы никогда не вернуться на «Ковчег». Я спущусь сюда, и меня будет кому защитить от ваших судов. Что Аарон, что Лесные — они будут не прочь меня приютить. И когда вы придёте торговаться за ресурсы из шахт и каменоломен с землянами — с единственным Кланом, который не захочет четвертовать вас на месте — я буду стоять рядом с их командиром. И знаете, что я скажу? Я скажу вам «нет».
