– О! – Ливи на мгновение задумалась и, сдерживая довольную улыбку, спросила: – Только до утра?
– До очень позднего воскресного утра, – уточнил он, останавливаясь, чтобы поцеловать ее, прежде чем она успела вставить ключ в замок, – возможно, прихватим и начало дня.
– Ну что ж, пожалуй, я согласна поучиться жарить цыпленка.
Он поцеловал ее в ухо.
– А я начинаю склоняться к мысли, чтобы послать за пиццей. Но попозже. – Он поцеловал ее в губы.
– Давай войдем и проголосуем? – поинтересовалась Ливи.
– М-м. Что-то в этом есть.
– Это все Вашингтон на тебя влияет, – сказала она, отпирая дверь. – Нет никакой проблемы, которой нельзя было бы решить путем голосования.
– Скажи это сенаторам, которые ожидают, когда Донахью и его программа выдохнутся.
Она рассмеялась и повернула дверную ручку.
– Вот что, Торп, – заявила она, когда дверь за ними захлопнулась. – Я не желаю сейчас думать о сенаторах и их оппонентах. – Ливи перевесила сумку повыше, чтобы крепче его обнять. – Я даже не хочу думать о двухфунтовых цыплятах для жарки, по которым ты сходишь с ума.
– Неужели? – Торп обнял ее свободной рукой. – Тогда скажи мне, о чем тебе хотелось бы думать?
Ливи, улыбаясь, начала расстегивать пуговицы на его рубашке.
– А почему бы просто не показать? Хороший телерепортер знает, что действие стоит тысячи слов.
Ее холодные длинные пальцы бродили по его груди. Он опустил на пол свой пакет, потом взял пакет Ливи и прислонил его к закрытой двери.
– Я всегда говорил, Кармайкл, что ты чертовски хороший репортер. – И он заглушил поцелуем ее смех.
Поздним воскресным вечером Ливи сидела рядом с Торпом на диване. «Уик-энд, – думала она, – промелькнул как прекрасный сон». Еще ни с кем она не испытывала такой близости. Но ведь Торп теперь значит для нее гораздо больше, чем кто-либо другой.
Вчера они вместе готовили обед, ели, много смеялись. С ним так легко смеяться. Так легко забыть обо всех обещаниях, которые она дала себе несколько лет назад. Он любил ее, и это Ливи потрясло. Этот твердый, несгибаемый человек любил ее. Он ее понимал, жалел, был с ней нежен. Она всегда мечтала об этом, но не ожидала найти подобное в мужчине, меньше всего в нем. Как было бы все иначе в ее жизни, если бы она встретилась с ним давно. Но нет… Ливи закрыла глаза. Она же никогда и ни за что не предаст память о тех двух годах. О Джошуа. Он был центром ее мира, ее жизни. Ее ребенок.
Ливи помнила все до мельчайшей подробности. Такая любовь – великое чудо в жизни женщины. И величайшая опасность. Она клялась себе, что никогда больше не позволит себе испытать то же самое.
Но теперь в ее жизни был Торп. Какая жизнь ждет ее с ним? А что будет с ней без него? Эти вопросы пугали. Стоит ли искать на них ответы немедленно?
«Он уже так близок мне, что становится страшно, – думала она, положив голову на его плечо. – Я не уверена, что сумею теперь все прекратить. Не уверена и в том, что у нас есть будущее. Если бы все могло оставаться так, как сейчас…» Но приближалось время, когда она должна была принять то или иное решение.
«Торп знает, чего хочет. Он не способен сомневаться. Хотелось бы, чтобы и мне все было так же ясно».
– Ты что-то тиха, – сказал он.
– Да.
– Ты не можешь забыть о том, о чем вчера мне рассказала?
Торпу хотелось прижать ее к себе и заставить все забыть, но забвение ничего не решило бы ни для кого из них.
– Тебе нелегко было обо всем рассказать и все пережить заново.
– Да, это было нелегко.
Ливи взглянула ему в лицо.
– Но я рада, что это произошло. Рада, что ты знаешь. – Она еле слышно вздохнула. Надо, чтобы он знал все. – После смерти Джоша я тоже хотела умереть. Я не хотела жить без него. Я была недостаточно сильна, чтобы решиться оборвать свою жизнь, но, если бы я могла просто закрыть глаза и умереть, я бы это сделала.
– Ливи. – Он дотронулся до ее щеки. – Я не хочу и не могу притворяться, будто знаю, что это такое – потерять ребенка. Такое горе не способен до конца понять тот, кто сам его не испытал.
– Но я не умерла, – продолжала она, проглотив слезы. – Я ела, спала, как-то существовала. Но вместе с Джошем я похоронила часть себя. А что осталось, я задавила, расставшись с Дугом. Это был единственный способ выжить. Я так жила долго, не думая ни о каких переменах.
– Но ты не умерла, Ливи. – Он охватил ладонью ее подбородок. Он смотрел ей прямо в глаза. – А перемены – необходимое условие жизни.
– А ты любил кого-нибудь всем сердцем?
– Только тебя, – ответил он просто.
– О, Торп. – Ливи снова прижалась лицом к его плечу.
У нее заныло сердце. Он так легко обо всем говорил. И чувства приходили к нему легко. Но Ливи не была уверена, что так же легко сможет их принять. У нее еще не было для этого достаточно душевных сил.
– Ты мне нужен, но это пугает меня смертельно. – Ливи снова взглянула на Торпа, и ее взгляд был красноречивее слов. – Я знаю, что такое терять. Я не думаю, что смогу пережить это дважды.
Теперь он был близок к тому, чтобы завладеть ею навсегда. Он это чувствовал. Если он ее обнимет, станет целовать, то с ее губ сорвутся столь необходимые ему слова. Он читал ответ в ее глазах. И ему потребовалось все его самообладание, чтобы не торопить ее, не вынуждать, не заставлять. «Не сегодня», – сказал он себе. В эти дни она с ним поделилась очень многим.
– Если ты нуждаешься в ком-нибудь, – ответил он, – это совсем не значит, что ты должна его обязательно потерять.
– Я стараюсь в это поверить. Впервые за эти пять лет.
Помолчав, он взял ее руку и поцеловал в ладонь.
– Сколько времени тебе еще понадобится?
Из глаз Ливи хлынули слезы. Ей даже не пришлось его ни о чем просить. Он все и так знал. Он давал ей то, в чем она нуждалась, без всяких вопросов и требований.
– Торп, я тебя не стою. – Ливи покачала головой. – Правда, не стою.
– Но это же я иду на риск, не так ли? – Торп улыбнулся. – И еще я считаю, что стою тебя. Таким образом, мы квиты.
– Мне надо подумать. – Ливи поцеловала его. – Это так трудно. Мне надо побыть одной.
– Да? – Торп снова ее поцеловал. – Ну что ж. – Он встал, увлекая Ливи за собой. – Хорошо, но думай быстрее.
– До завтра. – И она с минуту еще постояла, тесно к нему прижавшись. – Только до завтра.
Руки, ее обнимавшие, так сильны. В них чувствуется надежность. Этот человек так много может ей дать.
– О господи, какая же я дура, Торп.
– Да уж. – Он обхватил ее лицо ладонями. – Но я чертовски упрям, Кармайкл. Помни об этом.
– Я знаю, – прошептала она, когда он направился к двери.
Торп медлил и, взявшись за ручку двери, взглянул на Ливи.
– До завтра.
– До завтра, – повторила она, когда он ушел.
