Я выпил, но уходить я не собирался, я вдруг ощутил, что и при условии, что кровь хлынет у меня из горла, я не сдвинусь с места, пока он, этот человек, наконец не скажет мне, кто я и что хочет от меня Господь, если я еще оставался сыном Божьим, в противном же случае я хотел знать, сколь долго еще будет вести со мной свою игру Дьявол.
Я вздохнул и, продолжая сидеть, начал:
— Я хочу знать, что все это значит, господин Клеман, я знаю немало, но я ничего не понимаю. Я хочу знать, зачем и куда мы идем, и что мы должны сделать, чтобы понять это. Я не оставлю вас в покое, пока вы, так опрометчиво намекнувший мне о своем знании, не дадите мне наконец исчерпывающий ответ. Я молод, но моя молодость еще достойна того, чтобы вы поделились с ней тем, что мне положено по праву.
— Что вас интересует? — спросил он, нисколько не удивленный моей вспышкой, и снова сел на свое место и закурил трубку. — Я вас слушаю.
— Я знаю, что в этом отеле в 79 году весной жили два человека, их имена Мел Конрад и Гор Хауэр, они приехали из ***. Я даже могу описать вам их, один высокий, статный, светловолосый с голубыми глазами, другой…
— Я прекрасно помню обоих, господин Марлоу, что именно вы хотите узнать о них?
— Я хочу… — я задумался над тем, что я на самом деле хочу знать, — зачем они приезжали сюда.
— Отдыхать, как и все, — спокойно отозвался Клеман.
— А вы знали, что они состояли в связи друг с другом, что они были любовниками, что они занимались финансовыми махинациями таких масштабов, что и представить себе страшно, вы знаете, что они исчезли, не достроив какой-то сумасшедший абсурдный замок, зачем они его строили, скажите мне?
— Я никогда не был в вашем городе, господин Марлоу, — пояснил он, — я не знаю, о каком замке идет речь.
— О Замке Ангелов, так его окрестили, сейчас он так и стоит недостроенный, и мой… друг, он его мечтает купить.
— Ваш друг состоятельный человек, ему это вполне по карману, господин Марлоу, — возразил старик.
— Да, ему по карману, но я вас не об этом спрашиваю, я хочу, чтобы вы объяснили мне каким образом все эти вещи связаны с Chamber Ardante. И где теперь эти господа, Конрад и Хауэр, в аду или на небесах?
— Я не являюсь их куратором, господин Марлоу, и не могу дать вам ответ на ваш вопрос.
— Куратором? — я уже и раньше слыхал это слово при не менее необычных обстоятельствах, — что значит куратором?
— Куратор отвечает за сохранность пары, ему порученной, за их успешную инициацию, потерять пару, это величайшая трагедия, они составляются с такой тщательностью и путем настолько жесткого отбора, что каждый элемент имеет значение, каждый бесценен.
— А зачем нужны эти пары, как вы их называете?
На его лице появилась улыбка.
— Я не уполномочен давать такие сведения, да и сам я так и не узнал об этом, я потерял Лоренцо.
— И что это значило для вас?
— Я остался один, я был больше не нужен.
— И что же Конрад и Хауэр — это тоже была пара?
— Вы и сами это прекрасно понимаете, господин Марлоу. — ответил он.
— Да, это я кое-как понимаю, но почему бы вам не рассказать все остальное, не объяснить мне что делать, или вы не уполномочены?
— Вы и так делаете все, что можете, поверьте, больше сейчас не требуется, от проводника требуется только гибкость и преданность своему спутнику, не более того.
— А от второго, что от второго требуется?
— Идти к инициации, не отклоняясь и не сопротивляясь.
— Я хочу знать, что потом случается с проводником, что с ним происходит после, если инициация состоится?
— Не знаю, я не вошел в Пылающую комнату, господин Марлоу, если вам удастся этого сделать вы получите ответы на все ваши вопросы. Я думаю, вам пора вернуться к себе уже два часа ночи, а вы очень устали и нуждаетесь в отдыхе.
— В отдыхе? — переспросил я, — я ни в чем не нуждаюсь, я даже не знаю жив Крис или нет, если он погиб, что я буду делать, господин Клеман?
— Что бы вы не делали, вы доживете до самой глубокой старости, взгляните на меня.
Он позвонил Питеру, и тот недвусмысленно предложил мне последовать за ним. Я пошел как во сне. Вошел в номер и включил радио, имеративно-кокетливый женский голос вещал какую-то чушь в праздничной программе:
«…Агентство Lost Bridges поздравляет свою любимую модель Маргариту, самую сексуальную и восхитительную девушку в мире, особый привет передает Роджер Форест, да-да, здесь поясняется, кто же он, дизайн-менеджер, ах, как это романтично, мы надеемся, Марго, ты слушаешь сейчас нашу программу, и последнее сообщение, кому же оно, вот это да! Крису Харди, лидеру группы «Ацтеки» и его верному другу Стэну, проводящему сейчас одинокую ночь в швейцарском отеле «Фридрих Великий», ну надо же, кто бы мог подумать, что Крис Харди решил провести Новогодние праздники где-то в горах, катаясь на сноуборде, от кого же пришло это сообщение, да вот досада, нет подписи, ах, нет, я ошибаюсь, подпись G и M, вероятно, стеснительные поклонницы певца и его друга пожелали сохранить инкогнито, ну что же, мы передаем все их поздравления и приглашаем всех желающих послушать композицию «Ацтеков» — «Сердце девственницы» с такими замечательными словами, что совершенно неважно, кому же они все-таки адресованы — женщине или мужчине: «Я приношу себя в жертву ради того, чтоб ты вечно любил меня»».
Я выключил радио. Слушать его голос было невыносимо. Повалился на диван и, уже засыпая, продолжал повторять про себя только две буквы GM. «Привет с того света, от Гора и Мела, дорогой Стэн» — сказал я себе и закрыл глаза.
Крис лежал рядом, когда я проснулся, и спал, как убитый, они вернулись утром. Я не стал будить его и пошел завтракать один. Питер поздоровался со мной почтительно и вежливо и поинтересовался нормально ли я себя чувствую. Я чувствовал себя прекрасно, в жизни своей не получал большего удовольствия от еды и от сознания, что я жив, чем в то утро.
Кабинет Архангела в одном из крыльев Дворца Золотого Легиона был скудно освещен небольшой лампой, стоящей на столе. Все было очень солидно, тяжелые бархатные портьеры на окнах, медового блеска пол, кожаные кресла, стены, плотно заставленные книгами, и огромный письменный стол, крытый алым сукном, всегда напоминавший Хауэру о таком же столе, только крытом шкурой неведомого животного в самой пылающей комнате. Хауэр сидел рядом со столом в кресле, с сигаретой, в его стакане золотом и терракотой отсвечивал древний коньяк, с историей более кровавой, чем иное оружие. Архангел — за столом и его лицо в слабом мягком свете лампы было, как у грубо сработанного идола исчезнувшей культуры.
