— И что за дела вызвали у тебя интерес?
— Бумаги, Соболев. Обычные бумаги. На владение ювелирным заводом. — Она отвела в сторону полу короткого шелкового халатика, мешающую ей, и устроила одну из ступней на подлокотнике его кресла.
Усмешка Кости стала загадочной.
— Кажется, разговор шел о дне родов. — Заметил он.
— Кажется, разговор шел об одном ребенке. — С такой же усмешкой ответила она.
Оба понимали, что ей и подавно уже не нужны эти бумаги. Но Карина хотела увидеть их. Просто посмотреть.
Она не могла сейчас оказаться за тысячи километров, в том морге, где лежало тело Картова и, сорвав простыню, удостовериться в его смерти. Но ее имя на право владения его заводом, подтвердит это для нее не хуже.
Не сказав больше ни слова, Костя потянулся к одному из ящиков стола, попутно поцеловав внутреннюю сторону ее бедра, так щедро предоставленную ему на обозрение. Достал какую-то папку и протянул Карине. Она вытянула руку, и вдруг резко сжала пальцы в кулак, увидев, как сильно те дрожат. Заметил это и Соболев.
Поднявшись с кресла, он обнял ее за плечи одной рукой, бросил папку на стол, рядом с бедром Карины. И, раскрыв папку на первом листе, сам повернул голову Карины, показывая ей то, что она хотела увидеть.
«Соболева Карина»
Вот что было написано в праве владения.
Она даже не прикоснулась к документам. Обняла дрожащими руками шею мужа и, подразнивая, легко прошлась ногтями по его затылку.
— Не хочешь прогуляться по ночному пляжу? — Чуть прижав, чтобы он немного наклонился, она поцеловала уголок его усмехающегося рта. Потом другой.
— С удовольствием. — Отозвался Костя, поймав губы Карины, и легко сжал, не позволяя дальше дразнить.
Глубоко поцеловал и обнял ее, подхватив под бедра, и приподнял, прижав к себе.
Константину совершенно не хотелось спать. Карина давно задремала, а он смотрел на нее, и периодически стряхивал пальцами песчинки с плеч, шеи, и спины жены. До душа они так и не дошли после «прогулки» по пляжу. Сил не осталось.
Он был доволен тем, как все сделали.
Правда, его так тряхануло утром, когда Костя ее на полу увидел, что думал в себя уже не придет. Но ничего, отошел. Вот, знал же, что не стоит ей пока об этом знать. Но случай распорядился по-своему.
Сам Костя узнал о завершении дела от Бориса еще три дня назад. Никольский позвонил ему сразу, как Боров сообщил самому Боре, что его человек все подчистил. Не зря, кстати, судя по отчету этого человека, Вячеслав предупреждал и советовал специалиста.
Сергей накосячил.
Впрочем, ничего особенного от этого труса Соболев и не ждал. Двадцать лет это ничтожество наблюдало за мучениями Карины, которую Сергей, вроде бы любил. И ни разу у него не хватило духу что-то сделать. А за несколько сот тысяч долларов — он сразу согласился рискнуть. Это оказалось для него важнее и значимей. Что ж, туда ему и дорога, следом за своим хозяином.
А Соболев был доволен тем, что его женщина теперь так счастлива.
Он наклонился и легко коснулся ее рта, целуя. Карина улыбнулась сквозь сон.
— Люблю… — Прошептала она, почти не вынырнув из дремы.
Просто и легко, ничего не боясь. И ему — больше ничего не было нужно.
Через восемь месяцев, Украина
Константин проснулся от плача. Трубка «радио-няни», стоящая на тумбочке с его стороны кровати надрывалась детским хныканьем. Кто именно плакал, он понять не мог. Но если проснулся один ребенок, значит, скоро к нему присоединится и второй. Их двойняшки оказались на удивление сплоченной командой и все делали вместе. Хотя, если больше не слышно никого, значит, ребенок начал плакать только-только, иначе, обязательно уже кто-то прибежал бы.
Людей, сходящих с ума по двойняшкам, в этом доме хватало. Кроме двух няней, на детях помешался Фил, которому теперь приходилось напоминать, что его основная работа, все же — обеспечение комфорта для старшего поколения Соболевых. И, особенно, их гарантированное питание. Хотя, конечно, грех жаловаться, Карину Фил кормил регулярно и сам следил за этим не хуже, чем за кормлением двойни. Косте же приходилось теперь подстраиваться под чувство голода жены, потому как, есть в одиночестве и холодное — желание не было. Он даже уже пару раз намекал парню, что может и выгнать его, или, как минимум, урезать зарплату.
Разумеется, заводил об этом речь Костя только тогда, когда Карины поблизости не было, жена мигом бы раскусила его блеф, и заступилась бы за эконома.
Хныканье перешло в настоящий плач.
Константин с трудом заставил себя сесть и только потом открыл глаза. Обернулся посмотреть, проснулась ли Карина, и с удивлением увидел, что жены рядом нет. Это заставило его быстро стряхнуть с себя остатки сна и выйти в коридор.
Бред, конечно, никто из его партнеров или знакомых не вставал по ночам к плачущим детям. И жены их не вставали. Для этого и существовали те самые няньки и экономы, в конце концов. Каждый должен был заниматься своим делом, а как тут можно решать какие-то вопросы бизнеса, если ночь не спал? Так и не заметишь, как ошибешься в контракте на пару миллионов долларов. И Константин не думал, что будет бегать по ночам в детскую, как бы сильно он не хотел детей, и как бы тем не радовался.
Это все Никольский был виноват. Из-за Бориса началась вся эта кутерьма и неразбериха. Когда Карина была еще на восьмом месяце беременности, Костя чуть не уснул за завтраком. И Борис, как начальник охраны, вместе с женой живший в соседнем коттедже, искренне посмеиваясь над боссом, поинтересовался, что ж это ему ночью то не спалось? Не задумавшись, Соболев честно признался, что полночи не спал — прислушивался к слишком активной «толкотне» в животе жены. Причем сама она — спокойно спала. А он — не мог. Боялся, что начнутся роды.
Врачи запретили Карине рожать самостоятельно, хоть она и уверяла и его, и докторов, что вполне в состоянии вытерпеть родовую боль. Дело было не в этом. При полном обследовании Карины на шестом месяце беременности, врачи выявили у нее повышенное внутричерепное давление, возникшее, как они после предположили, поговорив с Костей, из-за многократных черепно-мозговых травм. Да и от последнего сотрясения мозга, после той ночи с Шамалко, прошло меньше года. Как понял Константин, это могло привести к тяжелым осложнениям во время родов. Потому врачи решили планово готовить Карину к кесаревому сечению, которое собирались провести за две недели до предполагаемого срока естественных родов. И чем ближе была эта дата, тем больше сходил с ума Константин, до ужаса опасаясь, что у жены роды могут начаться преждевременно.
