В этот раз она бросила в закипавший кофе «приворотную» травку, наделявшую того, кто ее отведает, неотразимой притягательностью.
Марисабель с наслаждением вдохнула терпкий аромат.
— Рамона, почему мужчины такие обманщики?
— Бето совсем другой, — без обиняков сказала Рамона. — Он не умеет притворяться. А если и делает что-то не по-твоему, так это из гордости.
— Я догадываюсь об этом, но не могу пойти ему навстречу. Словно какая-то сила мешает мне, и я делаю то, что не хочу делать.
— Тебе нравится Умберто?
— Только тем, что я нравлюсь ему.
Глаза Рамоны затуманились, она покачнулась, коснувшись рукой стены, и тихо заговорила:
— Солнце печет… Море синее-синее… Ты ему на живот краба… А он тебя обнимает и целует… Его веслом хотят ударить!.. Жив остался… Точно, остался живым…
Рамона вздрогнула и очнулась.
— Рамона! Господь с тобой! Ты о чем? — испуганно спросила Марисабель.
— Не помню… Все у вас будет хорошо… Только не сразу.
Об этих словах Марисабель вспомнит однажды и удивится.
Но случится это не скоро…
Виктория успела вовремя.
Она нашла Бегонию на полу возле телефона. Вызвала «скорую помощь».
Доктор осмотрел девушку и определил обострение болезни. Наказал неусыпно следовать предписаниям, соблюдать определенный режим питания, точно по часам делать инъекции.
И главное, избегать волнений.
Бегонию перенесли на диван, бледную, слабую. У нее было виноватое выражение лица, она не хотела доставлять сестре беспокойство. И еще в ее глазах Виктория увидела тень страха.
— Что-нибудь случилось в мое отсутствие?
Бегония кивнула, взяла карандаш и написала в большой тетради, всегда лежавшей у нее под рукой:
«Кто-то приходил».
— Надеюсь, ты не открывала? Мы ведь условились, что, когда меня нет дома, ты никому не открываешь.
Бегония кивнула и написала:
«Но он долго стоял у дверей».
— Может быть, не он, а она?
«Нет, он».
— Откуда ты знаешь?
Бегония поднесла два пальца к губам и медленно почмокала, подражая курильщику.
— А женщины разве не курят?
Бегония пальцами показала длину и толщину того, что курили, — по всему выходило, что это была сигара.
— Он курил сигару?
Бегония покивала головой.
— Ты ведь не видела!
Бегония поднесла палец к носу и, закрыв глаза, смешно подвигала ноздрями: она определила сигару по запаху.
— Он стучал?
Бегония отрицательно покачала головой и написала:
«Он вставил в замочную скважину ключ». Остальное она показала: то, как нарочно уронила на пол книгу, как тот услышал звук падения книги и убежал.
Все это встревожило Викторию.
Но, улыбнувшись, она сказала:
— Наверно, кто-то ошибся дверью.
Виктория помогла сестре раздеться и уложила ее в постель. Она прилегла рядом, обняла ее и тихо запела на баскском языке колыбельную, которую пела им мать:
Баю-бай, настала ночь,
звезды в небо вышли.
Обязательно помочь
должен нам Всевышний…
Бегония прижалась к ней и вскоре уснула.
Виктория тихо прошла на кухню, плотно закрыла дверь и позвонила.
— Слушаю вас, — раздался в трубке молодой женский голос.
— Позовите, пожалуйста, дона Луиса Альберто.
— Его нет дома. Что ему передать?
— Нет, ничего… Я позвоню позже. — И положила трубку.
Она подумала, что поступила неделикатно, надо было назваться. «Ничего, — решила она, — я извинюсь и скажу, что звонила я».
Из головы не выходил ключ, который некто вставил в замочную скважину их двери.
Запасные ключи были только у домохозяйки. Но она не курила сигары.
Решение Виктории позвонить Луису Альберто возникло сразу, и она обрадовалась этому решению.
Еще не зная, каким будет результат, она успокоилась. Этот человек, его семья, его дом излучали надежность, казалось, были образцом порядочности.
Вот и решила поделиться именно с Луисом Альберто своими страхами, спросить совета именно у него.
После гибели старого дока Висенте она чувствовала себя такой одинокой… А тут еще опасения, связанные с состоянием здоровья сестры.
Блас Кесада неожиданно объявил о пятнадцатидневных гастролях кабаре «Габриэла» на Кубе. Виктория считала, что это время Бегония во что бы то ни стало должна провести в специальном пансионе, где ее будет опекать опытный медицинский персонал. Но ее средств на это не хватит…
Неведомый звонок насторожил Марисабель.
Женский голос, после небольшой паузы попросивший к телефону Луиса Альберто, и нежелание звонившей назваться пробудили в ней подозрение, которое она тут же попыталась прогнать.
Она хорошо помнила, чего стоили Марианне и Луису Альберто ее нервные фантазии.
Она уже не та. Повзрослела, набралась небольшого душевного опыта. Убедилась в опасности опрометчивых суждений.
Она теперь понимает, что не все женщины, которые домогаются внимания мужчин, и не все мужчины, беседующие с женщинами, преследуют низменные плотские цели.
И все же…
Почему бы незнакомке не назвать себя? Марианне и Луису Альберто звонят многие люди. Они представляются, оставляют свои телефоны, адреса и просьбы. Ведь это частный дом, и каждый визит незнакомца (а телефонный разговор — тот же визит) должен начинаться с вручения визитной карточки. Любое анонимное вторжение в частную жизнь предосудительно!..
Марисабель показался знакомым этот приятный, чем-то встревоженный молодой голос. Он располагал к себе.
И все же…
Это «и все же», эта недоверчивость, вопреки ее сопротивлению тайно обитавшая где-то в самой глуби ее сознания, тревожила Марисабель.
«Может быть, я больна? Говорят, что подозрительность — признак душевного расстройства, а ревность близка к шизофрении», — изводила себя девушка догадками.
Она решила не говорить Луису Альберто об этом звонке.
Вскоре после прихода домой Луису Альберто позвонил человек, представившийся начинающим сценаристом Альфонсо Кесадой. Он попросил о встрече по интересующему его творческому вопросу.
— Простите, куда вы звоните?
— В дом сеньора Луиса Альберто Сальватьерра…
— Да, но моя фирма — строительная.
Человек на другом конце провода добродушно рассмеялся.
— Я понимаю, мой звонок может показаться вам более чем странным, хотя, уверяю вас, я отдаю себе полный отчет в том, с кем я разговариваю и с какой целью хочу отнять у вас полчаса. И, ради Бога, не подумайте, что я ищу встречи с вами из меркантильных интересов. Повторяю, мой интерес чисто творческий.
