В этом месте мои размышления оборвались, потому что Оз действительно кинулся в мою сторону. Раздумывая, я машинально отошла за стол, и он упал на него, пытаясь достать меня рукой. Я уперлась в стену и порадовалась, что у нас такой широкий стол. Рука Оза остановилась в десяти сантиметрах от меня. Больше всего меня раздражало то, что из-за Фисы я влипла в дурацкую историю, и сейчас мое чувство собственного достоинства будет сметено каким-то Озом, как мелкая галька селевым потоком. А мне до смерти хотелось остаться с этим пресловутым чувством собственного достоинства! Вот за это сражаться стоило. Доля секунды — и я вскочила на подоконник, распахнула шире форточку и выбросила предусмотрительно скомканную бумажку. Оз кинулся вон из комнаты, а я быстро заперлась на ключ.
Несколько минут я просидела на кровати, пытаясь отдышаться и унять сердце, которое билось как сумасшедшее о мои ребра и, казалось, вот-вот выскочит. Руки моментально заледенели, и пальцы сводило судорожной дрожью. А все-таки сообразительностью Оз никогда не отличался. Болван! Пошел искать записку в снегу на улице. Забыл, что у нас под окнами карнизы такой ширины, что можно на них танцевать! Мне сейчас нужно только открыть окно и достать с широченного подоконника этот листок. Ну же!
Но мне почему-то не хотелось. Я наконец успокоилась, но столь внезапное потрясение не прошло даром: подступал истерический смех. Я вспомнила, как дома дразнила свою собаку: точно как Оза сейчас. Делала вид, что бросаю мячик, а она, глупая, скакала по поляне и искала его. А я держала мячик в руках и от души хохотала. Оз — как собачонка… Ужасно смешно. И кто такая мне, в конце концов, эта Фиса, что я ради нее совершаю героические поступки? И самое смешное, что не только ради нее, но и ради того красавца, который смотрел сквозь меня пару минут назад. Я ради них так стараюсь.
Тут дверь задрожала. Это Оз дергал за ручку, догадавшись, очевидно, о подоконниках. Давай-давай, дергай! Я опять расхохоталась. И дверь оставили в покое.
Потом я раскупорила окно и достала злосчастный листок с подоконника. И что мне, по-вашему, не читать его было после всего, что я для них сделала? Ну уж нет. Мое благородство не простиралось так далеко! В записке значилось: «Анфиса, я уезжаю на практику на три месяца в Германию. Приду, когда приеду. Жди меня».
Ага. Жди меня, и я вернусь, только очень жди. Знаем мы такие сказочки. Слышали. Сейчас, разбежалась Фиса ждать тебя. Она забудет, как ты выглядишь, через три месяца. В нашем коридоре месяц — это год. А за год может случиться все, что угодно. Но ты, красавец, приходи уж, пожалуйста. Не зря ведь я так старалась. Я тебя подожду…
Я опять расхохоталась совсем неожиданно для себя, а потом мне стало плохо. Я села на кровать к Фисе и, не знаю почему, изо всех сил стукнула кулаком по ее подушке. Но тут же пожалела об этом и стала подушку поправлять. А когда подняла ее, то на пол змейкой скользнула черная полоска ткани. Это была маска. Черная маска. Но мне не хотелось складывать два и два. Совсем не хотелось. Три месяца — долгий, долгий срок. Коридор у нас длинный, как сама жизнь. Когда он вернется, Фиса посмотрит на него с легким сожалением — и только. Мне ли ее не знать…
Фиса позвонила накануне и спросила, как мои занятия гипнозом. Я ей рассказала, что еще не закончила и остаюсь на следующий месяц. Фиса помолчала и потом обронила, что мужа, к сожалению, не будет, он в командировке.
У Фисы было — как всегда. То есть было понятно, что здесь живет Фиса. Никаких хрусталей — одни книги. Никаких фотографий в рамочках по стенам. Ничего из прошлого — только настоящее. Кофе был на выбор — несколько сортов. Меня поили лучшим. Из красивых чашечек.
— Фиса, у тебя посуда есть?
— Есть, — засмеялась Фиса.
— Как же тебя так угораздило?
— Тетушка убедила.
— Та самая?
— Та самая.
— Сколько же ей лет теперь?
— Столько же, сколько и тогда. Она ведь у меня неземная. Я ей раньше доказывала, что мне только два стакана нужно, две чашки и два стула. А она все спрашивала: «А если я к тебе в гости приду? На полу, что ли, буду сидеть? И с тобой пить из одного стакана?» Вот и пришлось обзавестись и мебелью и посудой. Но подсознательно знаю — это для тети. Ну вот, видишь, и для тебя пригодилось. Значит — не зря.
— Знаешь, Ветка замуж вышла, у нее уже двое детей. А Марго теперь доктор наук.
— Помнишь, как она клялась, что никогда студентам двойки ставить не будет? После каждого экзамена.
— Ставит. И, говорят, всем подряд. Очень строгая докторша стала…
Вошла девочка. Почти с меня ростом. На ней было черное кимоно и…
— Марго, это Тоня.
— Здравствуйте, тетя Тоня.
— О боже! — простонала я.
— Она тебе не тетя. А Тоня. И сними весь этот ужас!
На девочке были зеркальные солнцезащитные очки, в которых я могла разглядеть только свое отражение. На ухе болталась резинка, к которой был подвешен, точно серьга, длинный металлический скелет. На голове была голубая тенниска, повернутая козырьком назад. Трудно было сказать, на кого же она похожа.
— У меня сеанс, — сказала Марго. (Оказывается — Марго!) Схватила две конфеты и удалилась.
— Сеанс чего? — не поняла я.
— Черт его знает, — призналась Фиса. — Только это как-то связано с музыкой.
— Она у тебя играет? — спросила я.
— Нет, в основном слушает…
Мы проболтали до вечера. Я так и не смогла спросить у Фисы, кто ее муж, как его зовут и откуда он взялся. Намекала ей пару раз, что не прочь посмотреть их семейный фотоальбом, но Фиса пропускала мои слова мимо ушей. Ну, это понятно. Она терпеть не могла фотографироваться, она всегда жила только настоящим. Вряд ли она стала бы копаться в воспоминаниях, перебирать фотографии. Ну да ладно. Нет, не ладно. Очень хочется на мужа посмотреть. Нужно нагрянуть как-нибудь неожиданно…
Доктор Р. спросил меня сегодня:
— Тоня, а о чем, собственно, ваше повествование? Кто кому кто?
— О маньяке по имени Оз. И о том, как он разбил Фисе жизнь. И не только Фисе. А почему вы спросили?
— Ну, чтобы точно знать, кто у нас злодей…
Смешно, конечно, Оз у нас злодей. Невменяемый, необузданный. Желающий только одного — власти над Фисой. Ему было уже все равно, сбудутся или нет его мечты, преисполненные вожделения, ему нужно было задавить Фису, лишить ее воли, поставить на колени. И все, что он сотворил потом, продиктовано только этой жаждой, этой страстью. Но жажду эту утолить было нечем. Я думаю, если существуют параллельные миры, то Оз в каждом из них вставал у Фисы на пути. И может быть, даже где-то в других мирах он именно ее убил в конце концов. Но вряд ли это принесло ему там облегчение. Но ни в одном из параллельных миров Фиса не любила его — это точно. Ни в одном она не принадлежала ему. И в каждом мире между ними стояла стена, против которой бессильны любые чары и любая сила.
