Наконец вернулся в то место, откуда они утром начинали свое восхождение, и теперь не знал, куда ехать, что делать. Не знал, куда ее могло занести. И самые ужасные предчувствия уже начинали одолевать.
Что если она не справилась с трассой, что-нибудь сломала? А может, она уже в больнице, в чужой стране с незнакомым языком, а он здесь мечется по горам и не знает, где ее искать.
Вдруг его внимание привлекло необычное зрелище. Он подошел поближе и оторопел.
Наверху в небольшом ресторанчике на веранде спокойно сидела его жена и, подставив лицо солнцу, загорала. Нет, это была не она… а может быть, она или очень похожая на нее женщина. Подошел ближе и уже не отрываясь смотрел. Картина поражала. Она находилась на самом краю веранды, где никого не было. Сидела на маленьком пластиковом стульчике и, подняв голову к солнцу, смотрела на голубое небо. Иногда поглядывала на солнце и улыбалась. Она улыбалась солнцу! Казалось, что у этих двоих сейчас было свидание, и он почувствовал себя лишним. Она улыбалась солнцу, а солнце улыбалось ей. Сейчас на всей планете никто это солнце так не интересовал, как эта женщина. Куртка ее была расстегнута, изящные руки широко разведены в стороны, носик вздернут, и она купалась в ярких лучах. Она отдавалась этому светилу. Делала это так красиво, что он поневоле залюбовался и даже позавидовал ему… Ему! Солнцу! Это было восхитительное свидание, трогательное и нежное. А поэтому не решался прервать его и заслонить это солнце от нее. А оно все ласкало ее лучами, проникая сквозь одежду, согревало, давало тепло и жизнь. Оно вселялось в нее, лицо становилось загорелым, румяным, глаза светились улыбкой и тихим затаившимся счастьем. Она любила солнце, а солнце любило ее. Она изменяла сейчас ему с этим чертовым светилом! Отдавалась так, как могла делать это только она, да и то не всегда, далеко не всегда. Но сейчас… Это солнце было счастливейшим из светил в галактике и взамен тоже отдавало тепло и любовь. Казалось, весь космос готово было положить к ногам этой женщины. А он все смотрел, не отрываясь, и любовался ею. Это была Мадонна, сошедшая с картины великого художника, и нарисована она была сияющей солнечной кистью мастера.
Потом подумал: «И эта женщина принадлежит ему… и любит она только его… одного…»
Все стоял так и молчал…
Наконец она опустила свой взгляд и теперь молча смотрела на него, продолжая улыбаться. Ей не было стыдно за это свидание. Она так естественно это делала, что прощать ее было не за что. И он с удовольствием отметил это. Подойдя, произнес:
— Девушка, с вами можно познакомиться?
Ничего умнее в голову не пришло, поэтому так и сказал.
Девушка прищурилась, оценивающе и с интересом его разглядывая. Снова улыбнулась. По ее взгляду было понятно, что не против такого знакомства, и на мгновение он подумал, что теперь ревнует ее к самому себе — не стоит приличной девушке так быстро соглашаться на знакомство с совершенно незнакомым человеком, с первым встречным, который нагло подошел и пристал. Но она смотрела, продолжая кокетничать, потом протянула руку и вдруг произнесла:
— Арина.
Он пожал эту нежную руку и замер, подумав: «Какое удивительное имя».
— Удивительное имя, — прошептал он вслух. — Вы, наверное, из Ленинграда?
— Из Питера, — поправила она, — я там родилась, — засмеялась, потом спросила:
— А вы представляться не желаете, или у вас нет имени?
— Петр, — неожиданно для себя произнес он.
Девушка серьезно посмотрела на него и сказала:
— Такое короткое… и большое имя. Оно огромное, как эта гора.
А гора словно подмигнула ей, соглашаясь.
Теперь Арина с неподдельным интересом разглядывала его.
— Арина, — снова повторил он, — у меня никогда не было знакомых с таким именем. Я не видел ни одного человека в своей жизни, который бы носил его. Как чудесно произносить его вслух.
И снова повторил:
— Арина.
— А кому-то повезло произносить его каждый день, зная этого человека и общаясь с ним.
— Да-да, вы правы… Арина… Каждый день.
Она продолжала смотреть на него с интересом и уже какой-то издевкой, словно смеялась над ним. Вдруг спросила:
— Почему вы не спросите, что я делаю сегодня вечером, не пригласите меня куда-нибудь?
— Что вы делаете, Арина, вечером? — тупо повторил Петр.
— Нет, не вечером… Что я делаю сейчас? — воскликнула она.
И добавила:
— Почему вы не пригласите меня к себе в номер?.. Прямо сейчас!
— Но… Арина, вам не кажется, что мы знакомы всего пару минут? — улыбнулся он, продолжая эту игру.
— Я хочу, Петр, прямо сейчас в ваш номер!
— Развратная девица, — ответил он.
— Зануда! — парировала она. — Я хочу в номер! — капризно повторила она, схватила лыжи, другой рукой его за рукав и потащила прочь из этого кафе, а в глазах ее светило яркое солнце. Оно улыбалось этим двоим, благосклонно смотрело на них сверху и совсем не ревновало. Оно давало им время, которое те хотели провести вдвоем, и чтобы никого больше. А время это у них еще оставалось.
И снова высокая гора, глаза, смотрящие на него с восторгом, еще мгновение — и начнется эта сумасшедшая гонка со склона на склон, с подъемника на подъемник, безумная скорость и ветер в лицо. Ее удивительная улыбка, эти губы, нежная кожа, курносый носик. Она была с ним так близка, как совсем недавно с солнцем на вышине горы. Только теперь согревала она, давала тепло, жизнь и любовь. Все то тепло, которое получила, теперь отдавала. И не верилось, что такое возможно!.. Просто не верилось! И теперь он уже не боялся упасть с этой горы и за нее не боялся тоже. Знал, что за каждым новым подъемом их ждет головокружительный спуск. За каждой вершиной — другая. И везде только ее глаза. И в этом стремительном полете он снова понял — время бесконечно. Оно остановилось и замерло. Теперь оно принадлежало только им. И пока он будет любить ее, это время отступит и повернется вспять. Отдаст им столько себя, сколько смогут отдать они друг другу. И вокруг только щемящая боль от восторга, радость от каждого подъема и стремительного падения или полета с высоты. А как называть — полет или падение — уже не важно. Сейчас каждая секунда или мгновение принадлежали им…
— Арина, — он произнес ее имя и провел пальцем по ее загорелой щеке.
— Почему ты никогда не называл меня по имени? — спросила задумчиво она и замолчала.
— А ты? — задумчиво произнес он. И в это мгновение ему показалось, что с этим забытым, затерявшимся в далеком прошлом именем закончилось какое-то старенькое, черно-белое кино и началось цветное, и эти новые, неведомые ранее цвета поражали…
Глава 3
Песочные часы
На столе стоял знакомый флакон. Он отражал пронзительное солнце, и от нестерпимого блеска захотелось зажмурить глаза. Но глаза неотрывно следили за этим стеклянным предметом и слезились от боли. Маленький блестящий флакончик теперь зависал в воздухе, а таблеток в нем оставалось все меньше и меньше. Он стал совсем прозрачным и что-то напоминал ему.
Что напоминал? Этот странный предмет был знаком ему! Где он видел его раньше?
А вокруг уже пролетали высокие ледяные горы, какие-то люди на лыжах. Они мчались по крутым склонам, и их безумные лица светились звериными улыбками. А стеклянный предмет все висел в воздухе, не двигаясь с места. Ветер свистел со всех сторон, снег врывался веселой пургой, унося за собой этих лыжников, белые горы, облака, и только солнце светило ярко, оставаясь недвижимым на месте, и еще этот флакон.
Он вспомнил! Он видел его раньше! Это часы! Самые обыкновенные песочные часы!
Сейчас те висели в воздухе, отсчитывая минуты и секунды, а песок струился, переливаясь тонкой ниточкой из верхней части в нижнюю. Снова какие-то люди, лыжи, горы, снежная пурга — все смешалось в непрерывном вихре, кружилось в нескончаемом хороводе, а песок струился, насыпая уже целую гору на дно часов. Он слышал этот звук. Это была лавина, она шуршала, скользя песчаным водопадом, и казалось, ничто не может остановить ее непреклонное движение. Целая река песка, водопад песка! Он сносил мгновения и секунды сквозь узенькое горлышко стеклянной пробирки, насыпая целую гору на дно. А часы все висели в воздухе, не двигаясь с места. Крошечные стеклянные часы и горы песка. Оставалось совсем немного — и песок закончится, он источит свое течение, и тогда время остановится и замрет. Время умрет — оно будет кончено. Но стоит протянуть руку и перевернуть маленькие часы, все начнется сначала.
