А вокруг растворялось в воздухе невероятное внимание и всеобщая забота. И переполненный в понедельник вечером ресторан (представляете — в понедельник!). И классическая музыка. И блеск не самых дорогих и крупных, но все — таки бриллиантов. Настоящих. И перестукивание вилок и бокалов. В общем, красота. И уже полузнакомые лица, кивающие Савелову и Горяновой со всех сторон. Управляющий, все также угодливо улыбаясь, ловко вел их к маленькому столику, находящемуся у самого окна и отделенному от общего зала своеобразным полукруглым балконом.
Не успели они присесть, как через весь зал с раскрытыми заранее для страстных объятий руками к ним спешил Николай Егорович Мамелов. Горянова не смогла сдержать возгласа искренней радости.
— Дариночка! С возвращением! — Николай Егорович смачно поцеловал девушку в подставленную ею щечку и, не дожидаясь вежливого приглашения, на правах хозяина кивнул официанту, чтобы тот в одно мгновение приставил к уединенному столику еще один стул. Николаю Егоровичу хотелось пообщаться.
— Если честно, — начал он, — я думал, что ты предпочтешь пиратскую часть моего заведения, а не это пафосное безобразие, — и он заговорщически подмигнул девушке.
— Да я бы с удовольствием, Николай Егорович, — Горянова доверительно потянулась вперед, — но меня сегодня, как домашнего питомца, выгуливает шеф, так зачем спорить? — Даринка уже пришла в себя и старательно язвила.
Мамелов рассмеялся и перевел вопрошающий взгляд на Савелова:
— Не желаешь эту красотку удочерить, Ром? Хорошо смотритесь вместе…
— Уматерить могу… а то чересчур дерзкая! — не остался в долгу Савелов и добавил чуть погодя: — А «хорошо» … госпожа Горянова и без меня смотрится…
— Да! — согласился Мамелов, ласково поглядывая на девушку, — Дариночка — девочка редкой красоты. Да ты не смущайся, чего ты зарделась — то, как маков цвет?
— Она, когда голодная, всегда такая, — не остался в долгу шеф.
Давно уже был сделан заказ. И даже салат с овощами и яйцом пашот Горяновой был съеден, на подходе был сливочный суп из морепродуктов с сыром Дор Блю, а Николай Егорович все не уходил. Тем для разговоров была тьма тьмущая.
— Ты уже сказал ей? — кивнул на Даринку Николай Егорович.
— О чем? — девушка была вся внимание.
— Нет еще, — поморщился Савелов.
— От нее все равно ничего не спрячешь, Ром, а тебе союзники ох как нужны…
Даринка вмиг посерьёзнела, пытаясь разобраться в происходящем.
— Ты бы не темнил, Роман Владимирович, — наконец выдал Николай Егорович, — а все бы нашей девочке честно рассказал, глядишь, она твою сторону и приняла бы.
Савелов помрачнел и закинул в рот ложку вкуснейшего буйабесса.
— Ну, как знаешь! Дело твое! — покачал головой Николай Егорович и, отодвинув стул, встал, протягивая Савелову руку для прощания, — ладно, молодежь, отдыхайте. А ты, Дарин, как перекусишь с этим тираном недоделанным, во вторую половину все — таки сходи! Там такие итальянские десерты — пальчики оближешь! Да и обстановочка не в пример веселее. Хоть полюбуешься на свое детище. Когда еще придется! — и ушел, весело махнув на прощанье.
После ухода Николая Егоровича подоспел сливочный супчик. Дарина, стараясь молча переваривать и еду, и полученную информацию, была серьезна и сосредоточенна. Савелов периодически кому — то кивал и поднимал вверх бокал в знак приветствия. Наконец тарелки остались пустыми.
— Вы действительно что — то серьезное задумали, Роман Владимирович?
Савелов молча кивнул.
— Это ведь связано с фирмой?
— А с чем еще?
— Тогда у меня есть только одно объяснение происходящему, — сказала девушка тихо, но твердо. — Вы собираетесь кинуть Альбертика.
— Собираюсь, Дарин, — не стал отпираться шеф. — И это будет не тихое разделение капиталов, а самая настоящая война.
— И тогда вам нужна я, и не как работник, а как человек Самвела Тимуровича. Ведь по договору я могу работать на него еще четыре месяца. Так? С таким союзником, как Айвазян, у вас все шансы на победу…Так? — еще раз уточнила Горянова.
— Так, — вынужден был признаться он.
— А здесь мы сегодня кушать изволим, — у Даринки от злости запылали уши, — чтобы люди увидели, что я однозначно приняла вашу сторону?
— А здесь мы сегодня кушать изволим, — резко остановил Горянову Савелов, — потому что ты не видела еще ресторан в действии, потому что мне хотелось тебя порадовать! И не нужно сейчас придумывать у себя в голове, что я пытался использовать тебя втемную. Ты, между прочим, была бы первая в курсе происходящего, если бы не скидывала все мои звонки последние два месяца.
— Да? — Горянова вмиг сбавила тон.
— Да! Вот что я должен был подумать, читая каждый вечер гребаное «этот звонок очень важен для нас»?
— Что я не хочу с тобой разговаривать…
— Я так и подумал…
— Ну мог бы написать…
— Ага! Эсэмэской? С подробным планом захвата компании и расстановкой сил?
Даринка не удержалась и рассмеялась. И Савелов сразу перестал хмуриться и тоже улыбнулся. А Горяновой вдруг очень — очень захотелось его обнять. Прижаться к нему всем телом. Она благоразумно сдержала порыв, постаравшись вложить все пережитые только что чувства в слова:
— Я с вами, Роман Владимирович, вы же знаете… Я друг, товарищ и брат!
Глава 11
Кажется, что борьба за фирму — это эпическое событие. Яркому воображению представляется, что вот за массивным старинным столом под золотым абажуром для разработки коварного и явно крутого плана поздним осенним вечером собрались заговорщики. Все в чёрном… Лица скрыты за глубокими капюшонами… Голоса приглушены… Из-за высокой, в самый в потолок, двери выглядывает идеального вида юноша с каким— нибудь старинным пистолем за поясом. Брутальный главарь, который стоит непременно в центре комнате, задает ему одними глазами вопрос: все ли тихо? И юноша, придерживая оружие дрожащими от напряжения руками, серьезно кивает: все спокойно, шеф. И заговорщики снова склоняются над столом и что — то чертят на карте. Ах! Сплошная романтика!
— Шеф! Что за коварный план вы плетете? Поделитесь! Мочи нет, как интересно.
— Горянова — отвянь! Не до тебя!
— Эээ… Почему не до меня? Я же союзник, соратник, пособничек… Подленький планчик захвата, удар противника в спину и всякое такое. Многоходовки, подкуп свидетелей. А?
— Какой подкуп, Горянова, ты и так продана с потрохами!
— Эээ? Да я не про себя, я про свидетелей… Эээ?! В смысле продана?
— В том самом, Горянова, в том самом. И не надо делать удивленное лицо. Продажная ты женщина, Даринела Александровна… Не веришь — у Айвазяна спроси… Он подтвердит.
— Эээ… Это было очень грубо, шеф, хотя… надо признать, что в этом есть доля истины…
— Что обсуждаем, народ? Здрасти, Роман Владимирович… Дарин? Вы чего так рано? Полвосьмого на улице…
Шапутко умела не вовремя появляться…
— Горяновой неймется, Ир. Налей ей водички со льдом, пусть охладится.
И примерно как — то так всю неделю. И никаких указаний. Всё своим чередом. Хотя нет. В среду шеф кинул Даринке словно невзначай:
— Горянова, я записал тебя на курсы итальянского. Сегодня начинаешь учить.
И когда удивленная девушка подняла на Савелова недоуменный взгляд, добавил:
— И посмотри очень внимательно на договора, которые с четверга будут подписывать все проекты со знаком плюс. Они должны быть только той формы, что я тебе на стол сегодня утром положил. Проекты со знаком минус — пойдут по старым. Все поняла?
— Поняла…
— И не свети перед Резенской. И в бухгалтерии с новыми договорами только к Анне Марковне, больше ни к кому. Усекла?
— Усекла. А итальянский зачем?
— Для общего развития.
— В смысле?
— В смысле — щи скисли!
— Я не хочу итальянский.
— Не хочешь — не хоти! Кто заставляет?! Только через полгода ты должна говорить. Чего застыла? Вперед, как ты там — подельничек и пособничек?! Вот и вперед! Сегодня в полшестого первое занятие. Секретарь тебе на комп адрес и оплаченный купон скинула. Все, Горянова, иди, не стой под стрелой — убьет!
