потом сдается, ладошки замирают на моих плечах, обреченный стон срывается с губ, и Ксюша отвечает на мой поцелуй. И мне от ее податливости еще больше рвет крышу, как… как мне от нее оторваться? Как мне без нее жить?
— Моя, ты моя слышишь? Не могу без тебя, подыхаю, не могу так больше, — шепчу, обхватив ладонями ее лицо.
— Егор, я…
Внезапно нашу идиллию нарушает телефонный звонок, и я проклинаю звонящего, покрывая его совсем не литературным матом.
На экране высвечивается номер отца Белого и у меня отчего-то холодеют руки.
— Слушаю, дядь Саш, — произношу раздраженно, Ксюша, получив свободу, тем временем ожидаемо пытается сбежать, но я не позволяю, хватаю ее за руку и тяну на себя.
— Егор, Рустам с тобой? — раздается голос в трубке.
— Нет, он к вам поехал. Он разве не дома?
— Он… —, мнется дядя Саша, а я понимаю: что-то случилось, сердцем чувствую. — У нас в семье…в общем я не могу до него дозвониться, мои ребята его ищут, он взял машину и…
— Я понял, найду его, — бросаю и вешаю трубку.
— Что-то случилось?
Поднимаю вверх палец, заставляя Александровну замолчать, набираю номер друга. Длинные гудки, снова и снова.
С третьего раза Белый поднимает трубку.
— Ты где?
— Понятия не имею, — ржет он, правда, голос какой-то горечью отдает. — Катаюсь по городу, ты когда-нибудь гнал со скоростью сто пятьдесят километров в час по городским дорогам?
— Белый, ты че творишь? Белый, — слышу его смех, какой-то совершенно ненормальный, пугающий, словно друг с катушек слетел. — Белый, мать твою! Тебя отец ищет, что…
— Отец, — он усмехается в трубку, — он убийца, ты знаешь? Он ее убил.
— Что ты несешь? Кто кого убил? — перевожу взгляд на Ксюшу, она кажется обеспокоенной, но терпеливо ждет.
— Маму, ты понимаешь, Клык, моей мамы больше нет, вот черт…
Последнее что я слышу это совершенно дикий визг шин и какой-то удар, кто-то сигналит, кто-то кричит, а потом гудки.
— Белый, Белый…
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоне доступа»
Глава 9
Егор
Моя жизнь в последние дни напоминает Санта-Барбару и день сурка в одном флаконе. Я черт знает сколько времени не сплю нормально. Десять дней назад мой лучший друг попал в аварию, его еле живого доставили в больницу, еще через четыре дня в больницу попала Слава, внезапно потерявшая сознание в торговом центре, а я не знаю, как разорваться и не сдохнуть.
Потому что сейчас мой лучший друг лежит в больнице, его всего сутки, как перевели из реанимации. И мне кажется, что все то время, пока он там находился, я даже дышать боялся. Его оперировали несколько часов, лучшая бригада хирургов собирала после аварии, в которой «мерс» почти расплющило и Белого вместе с ним. Я в жизни своей никогда не молился, а в тот день молился.
На четвертый день нам сообщили, что состояние его стабильное, и кризис миновал и в тот же вечер мне позвонила Слава. Я рванул туда, к ней. С ней, к счастью, все было в порядке и все это время я мотался от нее к нему. Вчера вечером заехал к ней домой, цветы, блин, полить, она думала о цветах, лежа в больнице на сохранении, там и встретил ее соседа бешеного. Он как меня увидел, рассвирепел практически, правда быстро успокоился, когда я объяснил ему что к чему. А потом рванул к ней в больницу, в общем, теперь я так понимаю, она на его попечении.
Я ей, конечно, позвоню, не сейчас, позже, когда разберусь с тем дерьмом, что творится в моей жизни.
А еще сегодня от одноклассников я узнал, что, оказывается, у Александровны есть жених, или просто хахаль, я не уточнял, но ходят слухи, что жених. Говорят какой-то серьезный перец, на крутой тачке. Несколько раз он забирал ее после работы, говорят, давно появился и пока только я его не видел.
И теперь я иду вдоль длинного коридора, злой как сам черт, иду к ней. Потому что помню тот поцелуй, помню, как она ко мне прижималась, помню, как держала меня за руку, когда мы приехали в больницу. А теперь, мы, оказывается, выходим замуж.
— Да, Котенок, я уже освободилась, — едва подхожу к кабинету, как слышу голос Александровны.
Котенок? Освободилась?
Вхожу в класс, Ксюша тут же оборачивается, смотрит на меня испуганно. Правильно, бойся.
— Котенок, значит? — шагаю к ней, и она нажимает на кнопку «отбой». —Так значит это правда? Правда я тебя спрашиваю, —я впервые повышаю на нее голос, потому что сейчас мне вот вообще плевать на то, что она чувствует, плевать, что боится. Потому что, черт возьми, я сейчас вот на этом месте подохну, если от нее услышу.
— Егор.
— Замуж выходишь? — спрашиваю резко. — Отвечай я сказал!
— Да, — тихо шепчет Александровна, а у меня весь мир перед глазами рушится.
— Стерва, — выплевываю. — Я же тебя… я же за тобой как… А твой жених знает, что ты со мной целовалась? Он знает, как ты ко мне прижималась, может, стоит ему рассказать? Какая же ты лицемерная… И как ты собираешься после всего этого у нас пары вести? В глаза мне смотреть, а потом к жениху ехать.
— Тот поцелуй был ошибкой, — она меня добивает. — И сегодня мой последний рабочий день, Егор.
— Что? — я в два шага преодолеваю расстояние между мной и Александровной, заключаю ее в объятия. — Что ты творишь? Какой замуж? Я же все вижу, чувствую. Не надо, не делай то, о чем пожалеешь, ты моя, слышишь, моя, — шепчу ей как одержимый.
— Егор, послушай, это все, это ошибка слышишь, мы… тебе
