Прикладываю трубку к уху и холодею. На автомате проделываю путь до двери и вцепляюсь немеющими пальцами в металлическую ручку.
– Вернись немедленно, Кира! Если ты переступишь порог этого кабинета…
Вздрагиваю. Оборачиваюсь. Грубый окрик прорезает грудь. Безжалостные серые глаза впиваются в переносицу и порождают не вялый бунт – целую революцию.
– То что? Уволишь меня?!
– Влеплю выговор!
– Да делай, что хочешь, Лебедев!
Поднимаем градусы. Взвинчиваем ставки. Обмениваемся такой критической массой эмоций, что наши хрупкие оболочки едва не разрывает. Безмолвно друг друга проклинаем. Полосуем до фантомной крови, заливающей все пространство. Накачиваем концентрированным ядом.
Вздергиваем на дыбе. Ведем на эшафот. Точим топор. И так же стремительно выдыхаемся.
Секунда. Вторая. Третья. Оглушительный залп. Белый флаг. Капитуляция.
– Кира, пожалуйста. Я без тебя не справлюсь.
Никита первым идет на попятную. Высекает сипло. Принимает безоговорочное поражение. Только я не могу остаться.
– У меня сын попал в больницу! Я немедленно еду к нему.
Губы сами озвучивают факт, способный поставить крест на моей карьере в этой фирме. Поджилки трясутся. Колени подкашиваются. Тело бьется в тропической лихорадке.
Правда, Лебедев ошарашен не меньше моего. Он шумно тянет воздух ноздрями и медленно ослабляет тугой узел антрацитово-черного галстука, пытаясь сложить в цельную картинку самостоятельные детали кривого паззла.
– У тебя есть ребенок? Этого не было в личном деле. Чего я еще о тебе не знаю, Кира?
Ощупывает меня тяжелым пристальным взглядом и каменеет, пока в моем воспаленном мозгу крутится убийственный ответ: «Того, что этот ребенок твой!».
Глава 12
Никита
Кислород в легких заканчивается быстро и скоропостижно. Давит проклятый галстук. Сжимается безжалостной удавкой на шее. Верхняя пуговица рубашки внезапно приклеивается к коже и начинает ее жечь.
Фокус плывет. Мотор барахлит. Желудочек выталкивает кровь неравномерными порциями. Хреновые ощущения, одним словом, которые никуда не исчезают, как я ни стараюсь от них избавиться.
Дышу ли глубоко. Глотаю ли ставшую безвкусной воду. Поднимаюсь ли на ноги, чтобы распахнуть окно и впустить в помещение свежий воздух.
Все равно задыхаюсь.
Катаю на языке сотню вопросов, на которые необходимо получить ответ, чтобы в конечном итоге вычленить самый главный.
– Что с сыном, Кира?
– Я не знаю, Никит. Что-то случилось на тренировке.
Сгорбив плечи, всхлипывает Ильина и опускает дверную ручку. Тихий неясный щелчок слышится как громогласный выстрел и поражает в самое сердце. По крайней мере, все системы организма в считанные мгновения начинают работать на максималках.
Я даже не замечаю, как преодолеваю разделяющее нас с Кирой расстояние и накрываю ладонью ее ладонь.
Решение принимаю незамедлительно. Я не могу отпустить ее одну.
– Поехали. Я отвезу.
Высекаю твердо и осторожно подталкиваю вздрагивающую от звука моего голоса девушку вперед. Меня самого знатно лихорадит, но рассудок остается незамутненным. Уверен, я смогу доставить нас целыми и невредимыми в больницу – Ильина нет.
– Возьми сумку, паспорт, пиджак и иди к лифту.
Сжимаю напоследок тонкое Кирино запястье прежде, чем она скроется в коридоре, и преступно легко предаю свои принципы. Ставлю личное выше общественного, кладу большой болт на сверхважную встречу и ошарашиваю Жанну новым распоряжением.
– Позвони Володе, скажи, пусть доставит немцев в «Вареничную» и накормит до отвала. Потом пусть устроит экскурсию по городу и заселит в отель, который для них забронировали. Все расходы, естественно, за наш счет. Ты поняла?
– Но Никита Сергеевич…
– Ты поняла меня, Жанна? Все по высшему разряду сделай. Переговоры перенеси на завтра. Скажи, что я отравился и усиленно лечусь.
Чеканю отрывисто, а сам мысленно возвращаюсь к въевшейся в подкорку фразе: «у меня сын попал в больницу». Пока я мотался с Дарьей по врачам, сдавал бесполезные анализы, позволял психологам рыться в своей черепной коробке, Кира делила с кем-то постель, родила ребенка, возможно, построила счастье.
Может быть, странно, но все эти выводы жалят мое самолюбие хуже кинжала. Заставляют чувствовать себя никчемным придурком и в сотый раз задумываться о том, что могло быть, если бы я не ушел от Киры.
Меня бы ждал дома вишневый пирог и густой наваристый борщ? Она бы встречала меня мягкой улыбкой и спешила бы нырнуть в распахнутые объятья? Терлась бы носом о колючий подбородок и ненавязчиво говорила, что мне пора побриться?
Что ж, история не терпит сослагательного наклонения. Напоминаю себе и силой воли стираю фантазии, от которых неприятно саднит в груди и сдавливает тугим обручем ребра.
– Все, я уехал.
– До свидания, Никита Сергеевич.
Убеждаюсь, что Жанна приступила к выполнению моего поручения, размашистым шагом выхожу в коридор и устремляюсь к Кире, застывшей в холле. Бережно сжимаю ее плечи, пытаясь подарить уверенность, что все обязательно будет хорошо, и с трудом проглатываю удивленное «о».
Створки лифта медленно разъезжаются и являют нам Дарью. Шок на лице моей все-еще-супруги сменяется пониманием, красные пятна расползаются по молочной коже, рука взлетает вверх и отвешивает мне звонкую пощечину.
Хорошо, что я успеваю оттеснить Киру за спину.
– Что ты здесь делаешь? – выдаю глупо и приближаю неизбежный скандал.
– Приехала поговорить! Раз уж я не могу застать тебя дома. Или я должна была заранее записаться на прием?!
Распаляется Даша, а я будто откатываюсь на несколько лет назад и испытываю острое ощущение дежавю. Где на чаше весов с одной стороны – Дарья, которая заслужила конструктивный диалог. А с другой – Кира, которая нуждается в моей помощи.
Противоречия раздирают на части. Рассудок требует остаться в офисе с супругой и раз и навсегда расставить точки над i. Сообщить о принятом решении и выслушать десяток смертельных проклятий, от которых кровь будет стыть в жилах.
Сердце же ругается с головой и велит пойти на поводу у своего «хочу». Плюнуть с высокой колокольни на общепринятую мораль, подтереться чужим мнением и сделать нелегкий, но единственно верный выбор.
Так что я шумно вдыхаю воздух и со свистом выдыхаю негромкое, но твердое.
– Тебе стоило позвонить.
– Позвонить? Да ты в своем уме, Лебедев?!
Поведя плечами, я принимаю все сто оттенков негодования, которые на меня обрушивает Дарья, и в кромешной тишине ныряю в лифт, утягивая Киру за собой. Ее жутко трясет – то ли от известия о сыне, то ли от этой дурацкой встречи. Так что я крепко прижимаю ее к себе и бережно скольжу ладонями вдоль позвоночника, благо на первый этаж мы спускаемся в полном одиночестве.
По пути к парковке я нашептываю Кире на ухо банальное «все будет хорошо» и не разрываю контакта до тех пор, пока не приходится достать ключи и щелкнуть брелоком сигнализации.
– Ты не должен был, – выпутывается, наконец, из ступора Ильина и виновато закусывает нижнюю губу, пока я помогаю ей устроиться на пассажирском сидении и заботливо защелкиваю ремень безопасности.
– Должен. Я обещал.
– Никита!
– Кира! Не обсуждается.
Обмениваемся короткими резкими фразами, в которых чего только не намешано. Надежда, разочарование, тревога, обреченность, боль. Гордая, Кира не желает навязываться и быть обузой. Я же пытаюсь хоть как-то компенсировать причиненный ей когда-то вред.
Да, глупо. Да, неумело. Да, спустя столько лет. Но эта потребность выжигает нутро и играючи смещает все остальные приоритеты, заставляя меня плавно трогаться с места и мчаться по заданному в системе координат адресу.
По мере того как мы удаляемся от работы, напряжение в салоне лишь нарастает. Я сильно стискиваю оплетку руля, Кира вцепляется в подлокотник кресла. Дышит шумно и глубоко, устало прикрывает веки и берет инициативу в свои руки.
