отобрать у него хлеб и подсолнечное масло.
– Сварить борщ? Слепить пельменей? Испечь торт? Легко.
Самодовольно хвастается Никита, а я все больше убеждаюсь, что попала в какую-то иную реальность. Где вчерашние ленивые мажоры превращаются вовсе не в заносчивых принцев, а в надежных работяг. Где их матери из вредных Круэлл становятся божьими одуванчиками. А ты испуганно хлопаешь ресницами посреди этого сюра и не можешь свыкнуться с произошедшими колоссальными изменениями.
В общем, я так тщательно складываю из букв а, п, п, о слово «вечность», что даже не замечаю, как Вера Аркадьевна обнимает сына, целует Маришку в висок и выскальзывает за дверь, потому что ее такси давно приехало и ожидает внизу.
– У мамы просто плановое обследование сегодня. Не хочется рисковать после папиного инсульта. А нанимать няньку ради пары часов – плохая идея.
Мягко объясняет Никита, пока я оправляюсь от потрясения и аккуратно водружаю туфли на подставку для обуви в углу, и относит племянницу в громадную гостиную, где впору потеряться.
Я молча шагаю следом за ними. Ступни утопают в мягком ворсе ковра. Интуиция кричит о том, что звук у Лебедевской стереосистемы лучше, чем в любом кинотеатре. Да и весь интерьер стоит такие астрономические деньги, которые мне даже не снились.
– Отмирай, Кира. Побудешь пока с Маришей? Мне надо сделать пару звонков.
– Да, конечно.
Отмираю. Выдыхаю со свистом. Отталкиваюсь от пола. Падаю на огромный диван, куда Никита уже посадил племяшку, и отрешаюсь от внешнего мира. Зацикливаюсь на солнечном кучерявом чуде с пронзительными серыми глазами и робкой улыбкой и больше не чувствую дискомфорта.
– Летел лебедь по синему небу…
Возвращаюсь в далекое детство, вспоминаю, как поддавался мне папа, и сама поступаю так же. Намеренно не отдергиваю руку. Позволяю маленькой ладони накрыть мою. И вместе с Маришкой заливаюсь искрящимся смехом.
А потом загадываю малышке шарады. Учу ее считалочкам. И внимательно рассматриваю красивую куклу, которую «вчера подарил дядя Никита». Может, это какая-то хитрая проверка, устроенная Лебедевым, но в обществе его племянницы мне уютно и хорошо.
Я не замечаю, как стремительно проносится пара часов. Пропускаю момент, когда Никита возвращается в гостиную, и вздрагиваю, стоит его подбородку упереться мне в ключицу.
От него пахнет ментолом и терпким сандалом. Несколько верхних пуговиц рубашки расстегнуты, рукава закатаны по локоть, галстука нет. Сейчас он не терминатор, не капитан Америка и не большой босс – просто обычный мужчина, на которого много всего навалилось.
Пока я изучаю свершившиеся метаморфозы, он упирает ладони в диван и еще больше подается вперед, разглядывая сложенный нами с Маришкой карточный домик. Заинтересованно изгибает бровь и случайно задевает мое запястье, отчего предательские мурашки напоминают о своем существовании и устраивают кросс вдоль позвоночника.
– Поладили? – спрашивает Никита негромко и не дает ответить, опережая. – Вижу, что поладили. Я почему-то не сомневался.
– У тебя замечательная племянница. Ничего удивительного.
Отмахиваюсь, нивелируя свои заслуги, и молчу о том, что умею находить общий язык с детьми. Когда у тебя растёт семилетний сын, поневоле становишься экспертом в тысяче самых неудобных вопросов, гуру в сотне лучших игр и врачом-самоучкой, у которого в сумочке все. Начиная от перекиси водорода и зеленки, заканчивая средством от аллергии.
– Не знаю, как вы, а я голодный. Обедать будем?
– Ужинать.
Поправляю Никиту, косясь на часы, и помогаю накрыть на стол. Борщ, действительно, оказывается выше всяких похвал. Утку по-пекински можно смело отправлять на выставку высокой кухни. А эклеры с заварным кремом нужно срочно удостоить звания «десерт года».
В общем, от еды, приготовленной Лебедевыми, я получаю самый настоящий гастрономический оргазм, о чем спешу сообщить только что вернувшейся Вере Аркадьевне. И если раньше она бы обязательно отчитала меня за такую фривольность, то сейчас робко улыбается и осторожно поглаживает меня по спине, когда мы обуваемся в коридоре.
– Надеюсь, это не последний твой визит к нам. Привози Киру почаще, сын.
Вера Аркадьевна продолжает возводить степень моего удивления в квадрат в то время, как Маришка просачивается между нами и прижимается щекой к моему бедру.
– До встречи, тетя Кира.
– До встречи, солнышко.
Целую кроху в макушку напоследок и выскальзываю из гостеприимной квартиры. Испытываю смешанные чувства. Благо Никита не подтрунивает и ничего не спрашивает. Молча возвращает нас на парковку, где стоит моя верная Хонда, и первым выходит из машины, чтобы распахнуть для меня дверь.
– Спасибо, что помогла, и извини, что задержал. Я не буду часто злоупотреблять служебным положением.
Никитины пальцы снова непроизвольно касаются моего запястья. Опасная тьма в глубине глаз засасывает и грозит утопить. Так что я испуганной ланью срываюсь с места и тороплюсь спрятаться внутри железной ласточки – предпринимаю максимум, чтобы избавиться от чужого магнетического влияния.
С горем пополам достаю ключи из сумки, засовываю их в замок зажигания, проворачиваю и… ничего не происходит.
– Проблемы?
– Ага. Не заводится.
Выползаю наружу, чуть не плача, и вскидываю подбородок, изучая лицо Лебедева. Спокойное, непробиваемое. Боже, откуда в нем столько уверенности?
– Давай посмотрю.
Скорее ставит меня в известность, чем просит позволения Никита и решительно подкатывает рукава. А я с каким-то трепетом наблюдаю за тем, как этот невыносимый мужчина лезет под капот моей Хонды.
Глава 10
Никита
– Не хочу это говорить, но, кажется, медицина тут бессильна.
Мне жаль признаваться в том, что я не Альбус Дамблдор и не могу решить проблему одним взмахом волшебной палочки. Но реанимировать дышащую на ладан машину сейчас вряд ли возможно. Железу, которое я предпочел сдать бы в утиль, нужна срочная диагностика и хороший мастер, способный сотворить чудо.
Мне же остается разогнуться и неопределенно пожать плечами, пока Кира вытаскивает влажную салфетку из пачки и тянется к моей щеке, чтобы оттереть буро-коричневое пятно.
От этого нехитрого контакта снова замыкает. Заклинивает. Мыслительные процессы резко стопорятся в то время,
