я, и хмуро взглянула на маму, которая и сама глядела на меня с вызовом.
— Надя, нельзя так.
— Как?
— Потакать ребенку во всем. Лизе нужна строгая рука, она оторвой растет. Антоша весь в слезах, она довела мальчишку, а он всего-то попросил поиграть с этим ее жутким медведем.
— Он моего Потапыча в унитаз хотел макнуть, – Лиза подняла на меня взгляд, и я поняла – не обманывает.
— Вранье! – рявкнула мама, и я покачала головой – не сейчас.
Никита стоял за открывшейся дверью, мама его не видела, и я кивнула ему:
— Вы хотели в уборную?
— Перехотел, если честно. Пусть Лиза соберется, и поедем домой, – скомандовал он.
— Проходите, что вы за дверью встали, – мама махнула нам обоим, и нам пришлось войти в коридор. — Вы простите, семейные разборки. Кстати, я Инесса Вагановна. А вы, молодой человек?
Пока мама с Никитой знакомились я прислушивалась к знакомому шуму и гаму, царившему в доме. Мама не любит, когда такой кавардак и полный дом гостей, но замечания только мне делает, когда я прошу ее с Лизаветой посидеть. А вот дальним родственникам она всегда рада. И всегда на их сторону встает, как и сейчас.
— У Антона кровь из носа, Лиза должна извиниться, – мама вынесла рюкзачок моей дочери, а Лиза в это время надевала сапожки, и отмахивалась от моей помощи. — Пока не извинится, никто не выйдет, и не поздоровается с тобой, Надя.
— Ей не за что извиняться. Была бы виновата, как тогда, когда она сервиз разбила, Лиза бы извинилась. Сейчас – нет, – заявила я.
Это я всю жизнь ходила, и извинялась, как мама приказывала. Виновата, не виновата, ее не волновало. Даже когда мальчишки облили кетчупом дверь соседки, а она вышла из квартиры в тот момент, когда я из музыкалки возвращалась, и решила, что это я набезобразничала, пришлось извиняться мне. Столько лет прошло, а до сих пор обидно!
Я и в семейной жизни по инерции извинялась даже за действия правительства, которым Сережа был недоволен. Вот только начала отучаться, и дочь в это не втяну.
— Я сто раз говорила тебе про воспитание, Надя. Объясняла, учила, а ты почему-то слушать не хочешь, – мама сложила руки на груди. — Вот увидишь, из твоей Лизы вырастет разбойница. Она уже с мальчиками дерется, врет. Что дальше? Начнутся мальчишки, побеги из дома, и панель?
— Угу. Наемные убийства и вступление в наркокартель, – фыркнула я.
— Не ругайтесь, – пискнула малышка, дернув меня за рукав. — Бабушка же уже меня наказала.
— Наказала? – я взглянула на маму. — В каком смысле?
— Ни в каком, – раздраженно отмахнулась она. — Все, не хочет извиняться, так уходите. Никто меня не слушает, конечно, мать же дура. А потом увидишь, что я права была. Вот из такого хулиганства и выливается большое, а все из-за воспитания. Ладно я, не мне внучка нос разбила, но перед Антошей нужно извиниться, и перед его родителями, которые именно этого и ждут. И от тебя, и от Лизы. Именно ты не сумела объяснить дочери, что насилие – не выход!
Глаза Лизы наполнились слезами, я хотела прижать ее к себе, но Никита подхватил ее на руки.
— Смотри, какая цепочка, – услышала я его голос. — Не будешь плакать – подарю. А улыбнешься, так и колечко добавлю. Тебе оно как браслет будет.
— Правда подарите? – Лиза тут же забыла про слезы.
Я бы тоже забыла про слезы. Цепочка у Никиты как у нового русского – толстенная, из белого золота.
Дочка моя дерется только с Антоном, хотя раньше позволяла себе дать оплеуху любому ребенку. Я была в ужасе, а потом оказалось, что Сергей дал ей «мудрый» отцовский совет – дать обидчику в нос. Я от этого выкидыша воспитания ее отучила, но Антон умеет довести мою дочурку.
Хулиганистый мальчик. Знала бы, что они приедут – не привозила бы Лизу.
— Я с ней поговорю. Так как ты ее наказала?
— Господи Боже, да шлепнула разок, и все. Развела трагедию, – мама закатила глаза.
А у меня в моих глазах потемнело.
— Я запрещала трогать моего ребенка, мама!
— Ой, шлепнула по попе разок, не начинай.
— С наступающим, – прорычала я, развернулась, и скомандовала: — Уходим. Прости, милая. Больше я тебя сюда привозить не буду.
— Ой, какие мы нежные. Прям королевских кровей, пальцем не тронь, – донеслось мне вслед, и я с чувством хотела хлопнуть дверью, но не решилась.
Я ведь запретила маме. Да она сама бы и не решилась, меня в детстве ругали, но ни разу не шлепали даже, мама не такой человек. Значит, мои любимые родственники настояли. И это я делаю из Лизы непонятно кого? Плохо воспитываю? А из Антона кто вырастет?
Ну уж нет, работа, не работа, но просить у мамы помощи я больше не стану.
— Надя, у тебя вид, как у Команданте Че – лихой и воинственный, – фыркнул Никита Борисович. — Можешь на ушко мне сказать, что ты не высказала своей маменьке, я пойду и ей от твоего имени передам, раз ты стесняешься. Лиза не услышит, и не понахватается. Хочешь?
— Шутите? – взглянула на него с подозрением, представив, как Никита звонит в дверь, и кроет мою маму семиэтажными словесными конструкциями.
Я ее люблю, конечно, но не в эту конкретную минуту.
— Пытаюсь шутить.
— А цепочку подарите? – пискнула Лиза, и полезла Никите за ворот пальто.
— Лиза, – рассмеялась я, — как подрастешь, я куплю тебе похожую. Эта – мужская. А еще нам предстоит серьезный разговор о том, как решать конфликты. Так что никаких цепочек.
— Ну вот, – надулась она.
Никита протянул перед ней ладонь, а в ней та самая цепочка – с крупными кольцами, толстенная, похожая на свернувшуюся змею.
— Держи. Я всего лишь выполняю обещание, – он подмигнул мне. — Расслабься, Надя. А за улыбку я обещал что?
— Колечко! – Лиза захлопала в ладоши, и мы вышли из лифта.
Дочурка вышла на улицу, наматывая цепь на руку, а я гадала – вот как у нее теперь забрать ее? Лиза – чудесная, добрая и ласковая девочка. Но она ребенок, и в свои игрушки вцепляется мертвой хваткой. Ну