лишь потому, что я самый близкий его человек. Когда стоишь так близко, тебя задевает по касательной. Это нормально.
Но сейчас он кричал на меня. Злился на меня.
– Я говорю правду, Вадим. Я узнала его, когда увидела в аэропорту.
– Настаиваешь, – Вадим кивает. – Хорошо. И значит между вами ничего не было с тех пор?
– Конечно, нет. Я его даже в машине не сразу узнала, он очень изменился…
Вадим вдруг выставляет руку вперед, указывая на мое лицо, чтобы я замолчала. И этот жест едва не приводит его к пощечине. Я вижу, что он сдерживается в самый последний момент, усмиряя замах, хотя вскипевшая с новой силой злость почти увела его ладонь к моей щеке.
Он не верит мне. Не верит, что за его спиной ничего не происходило.
– Кирилл что-то говорил тебе? – я поднимаюсь со стула и хочу подойти к мужу ближе. – Вадим?
Но там стена.
– Мне нужно в офис, – официально сообщает он и разворачивается прочь.
Я зову его, но он не реагирует. Он не поворачивает к лестнице, чтобы переодеться, а идет к входной двери, подхватывая на ходу ключи от машины.
Я остаюсь дома одна и провожу, наверное, час в гулкой тишине. А потом понимаю, что так дело не пойдет и начинаю собираться. Принимаю душ, наношу незаметный макияж и выбираю брючный костюм нежно-розового оттенка, к которому отлично подходят телесные туфли на квадратном прозрачном каблуке.
Привычка с давних времен, если что-то в жизни сыпется, всегда можно хотя бы выглядеть отлично. Это ведь в моих силах. Заставить Вадима думать по-другому я не могу, вернуть Кирилла ближайшим рейсом обратно в Лондон – тоже, а вот отражение в зеркале в моей власти. А еще лучше поскорей отвлечься на рабочие моменты. Теперь я рада, что выставка уже через несколько дней, и что забот в студии хватит на локальную войну под окнами, которую можно будет не заметить, копаясь в эскизах и пробниках.
Когда я вхожу в свой кабинет, моя помощница Тамара как раз раскладывает на письменном столе портфолио новых моделей, которые только прислали. Нам не хватает невротичного типажа для третьего зала.
– Худые, но без изюминки, – иронично замечает Тамара и поправляет очки в толстой коричневой оправе, она напоминает профессора старинного университета, которому вообще-то пора на лекцию, а стоять здесь и разглядывать полуголых парней на снимках. – Вот этот ничего. Веснушки интересные.
– У тебя новые духи? – я улавливаю благородный немного терпкий аромат.
– Да, называется “невнимательный муж и его подарок”.
– Но классные же…
Тамара кивает с довольной улыбкой.
– Но мужа я не стала успокаивать, пусть первые тоже несет.
– Жадность – это порок, Тамара.
– Да? А зачем выбирать один вариант, когда можно взять оба?
Ее шутка отдается нехорошим эхом в сердце, и я перевожу взгляд на глянцевые фотографии, хотя уверенность, что работа позволит забыться, выцветает с каждой секундой.
– Мне-то точно надо выбрать один вариант, – я устало выдыхаю и сажусь в кресло, готовясь долго-долго перебирать снимки.
Рабочий день проходит, а телефон по-прежнему молчит. Ни сообщений, ни звонков от Вадима. А я сомневаюсь, стоит ли писать первой… Я понимаю, что он уехал от греха подальше, чтобы не сорваться и не натворить дел, за которые потом будет мучительно стыдно. Он едва не ударил меня. Замахнулся. Мне же не показалось? Хотя сейчас мне хочется верить, что показалось, что я самым банальным образом перенервничала и смотрела на него испуганными глазами.
У страха же глаза велики.
В любом случае лавину надо переждать, и поэтому не стоит к нему лезть. Правда, меня бросает в другую крайность и я нахожу в записной телефон Кирилла. Мне не дает покоя мысль, что он успел что-то наговорить мужа. Не знаю, что именно, но может из-за этого Вадим так завелся и не стал даже слушать меня. Я хочу проверить гадкую догадку и открываю мессенджер.
– Черт, Мира! – я привожу себя в чувства громким возгласом.
Кирилл же не ответит на вопрос, прямо и честно уж точно нет. Если он играет с Вадимом, то и со мной начнет. Я уже дважды удаляла переписку с ним, зачем начинать третью? Для чего? Чтобы чуть выдохнуть и успокоить нервы? Это успокоительное слишком дорого стоит, мне оно не по карману.
Даже так, на расстоянии, мне лучше не заговаривать с Кириллом. Даже написанные слова ассоциируются с губами, которые их произносят.
Ближе к вечеру я собираю проспекты, которые доставил курьер, и решаю взять их домой. Лягу на диване с любимым пледом и просмотрю, если не смогу заснуть. Я кладу их в картонную коробку, а сверху закидываю телефон и ключи от авто. Но стоит мне сделать шаг к двери кабинета, как экран сотового с коротким звуковым переливом загорается.
– Завтра в 9.00 приедет мой помощник. Я дал ему ключи от дома.
Я смотрю на сообщение от Вадима и прочитываю его дважды, пытаясь уловить смысл. А потом ставлю коробку на стол и набираю ответ. То есть вопрос.
– Зачем?
– Мне нужны кое-какие вещи.
Значит, он не приедет. Впрочем, ожидаемо.
– Мы можем поговорить? – я трижды промахиваюсь мимо знака вопроса, но четвертая попытка удается.
Вадим молчит несколько минут, которые я трачу на шаги из одного угла в другой. К счастью, у меня большой кабинет. Сотовый пиликает, и я подношу его к лицу. Вместо ответа муж присылает номер телефона. И я знаю его наизусть, он же и заставил меня заучить каждую цифру на случай, если случится что-то скверное.
Это номер его адвоката.
– Что это значит, Вадим?
Происходящее выходит за рамки, я не могу поверить, что его решимость достигла таких значений. Он даже не хочет нормально поговорить, сесть за один стол, как муж и жена, и всё обсудить. Почему? Или это какой-то дурацкий торг, смысл которого я не улавливаю? Или сразу наказание?
– Я запросил записи с камер стрип-клуба, – отвечает Вадим вскоре.
Господи, нет… Нет.
– В коридоре слишком темно, я ни хера не разобрал. Он поимел тебя или только разогрел для меня?
Неделя. Мне нужен какой-то маяк и я отвожу неделю, чтобы Вадим пришел в себя. Раньше он вряд ли сможет слышать меня, я представляю какой ад сейчас творится в его голове и поэтому жду, когда накопится лечебное время. Когда чуть утихнет и мое лицо перестанет вызывать в нем жгучее желание что-нибудь сломать.
Я не спорю с ним и его
