решениями и с отстраненным интересом смотрю на запущенный маховик. Каждый день приезжают новые люди и присылаются новые документы.
Позавчера привезли ключи. Помощник разложил связки Вадима от общего имущества на обеденном столе и сказал, что его босс ни на что не претендует. Впрочем, дом и так полностью записан на меня, хотя покупал его Вадим, еще там были ключи от квартиры в самом центре и минивэна, который большую часть года стоит в гараже.
Я поблагодарила и вновь отослала Вадиму просьбу поговорить. Я отсылаю эти сообщения каждый день, как мантру, и продолжаю жить в нашем доме. Ведь я ничего не хочу менять в своей жизни, я хочу объясниться с мужем и сохранить брак. Это моя позиция, и я жду, когда Вадим ее услышит.
Днями я пропадаю на работе и беру заказы, от которых еще пару дней назад отказалась бы. Лишь бы забить голову и не думать нехорошие мысли по кругу, они и так догоняют и сводят пальцы. К счастью, открытие выставки проходит успешно и обещанные Вадимом месяц назад автобусы приезжают точно ко времени. Он предложил помощь, когда бюджет мероприятия выбился в критичные суммы, и сказал, что я могу с чистой совестью использовать свое семейное положение и забрать хоть весь автопарк его компании на сутки.
Я попросила два автобуса.
Кирилл постоянно рядом. Я заблокировала его уже во всех мессенджерах и соцсетях, но он не успокаивается. Хотя в нем проснулась некоторая сдержанность или воспитанность, не знаю как назвать… Он не подходит ко мне, но каждое утро я вижу его машину у своей студии. Он выходит из нее и встречается со мной взглядом, от которого я потом отбиваюсь целый день. Сукин сын умеет смотреть прямо в душу, я злюсь на него, проклинаю и какой-то частью даже ненавижу, а все равно его пронзительный взгляд тянет за собой и хорошие воспоминания. Или это копится усталость? И хочется уткнуться в то плечо, которое подставляют?
И сегодня он меняет тактику. Я выхожу из студии и иду к машине, и вдруг замечаю, что в этот раз Кирилл приехал вечером, а не утром. Мужчина резким шагом направляется в мою сторону и нагоняет у машины. Я никак не реагирую на его присутствие и нажимаю кнопку сигналки, после чего Кирилл первым тянется к ручке и открывает для меня водительскую дверцу.
– Уезжай, – бросаю я, садясь в кресло. – Не надо…
На улице уже темно, и фонарный столб неприятно светит в лицо. Я хочу побыстрей закрыть дверь и уехать, но Кирилл стоит рядом, сжимая ручку напряженными пальцами. У него бледное нехорошее лицо, он, наверное, спит меньше меня и от него тянет горьким табаком. Ко мне почему-то приходит мысль, что он стрельнул сигарету у прохожего, пока ждал меня.
– Май прошлого года, – он говорит неожиданно ровным серьезным тоном и наклоняется ко мне, заглядывая в салон. – Ты была в Кёльне?
– Что?
– Командировка, Мира? Была же?
Он сбивает меня с толку внезапным вопросом, но я все же киваю, хотя не понимаю, какое ему дело до моих поездок в Европу.
– У меня есть квартира в Кёльне, – выдыхает Кирилл. – Я не говорил Вадиму, но уверен, он уже знает.
Я потерянно смотрю на него, не веря в слова, которые он произносит.
Не хочу верить.
– Я решил, ты должна знать.
– Да, хорошо. Спасибо, – я рассеянно киваю, не поднимая на него глаза. – Ты можешь отойти от машины?
Кирилл подвисает на мгновение, но все же отходит в сторону.
– Я в том же отеле, – бросает он вдогонку, когда я уже трогаюсь.
Я нажимаю кнопку на руле и вздрагиваю от резкого звука радио. Тут же выключаю его, хотя думала отвлечься на популярную мелодию или искусственное веселье радиоведущих. Кончается тем, что я наотмашь бью по кожаному рулю и чувствую, что по щекам текут слезы. Я даже не всхлипываю или кривлюсь, они просто бесшумно текут, одна за другой.
Ведь один поцелуй. Один чертов поцелуй! И теперь любое совпадение как приговор. Кёльн, который был год назад. Сука!
Я подруливаю к воротам дома и жду, когда автоматика уведет их в сторону. И когда это происходит, у меня перехватывает дыхание. Во дворе стоит квадратный внедорожник Вадима с раскрытой настежь дверцей и горящим желтой подсветкой салоном. Мне приходится заезжать на газон, чтобы поместиться рядом с массивным внедорожником, который к тому же брошен по диагонали.
И он разбит. Вадим свез всю левую сторону кузова – две жирные глубокие полосы повреждений тянутся от багажника к переднему колесу. Не знаю, как он закрыл двери… Я заглядываю внутрь авто и с облегчением отмечаю, что подушки безопасности не сработали. Значит несильно, хотя морде внедорожника тоже досталось.
Вадим въехал во двор без проблем, на его машине стоит датчик для ворот, а вот ключа у него больше нет. Поэтому он вынес окно. Это просто при его физической силе, исключительной даже для мужчины.
– Он пьян, – произношу я про себя и иду к входу.
Я нахожу мужа в коридоре. Почти наталкиваюсь на его массивное тело в сумраке поздних часов и скудного света и замираю на месте. Он тоже не двигается, смотря в мою сторону. Глаза постепенно привыкают к темноте, и я начинаю различать его одежду – синие джинсы и черная водолазка, мокрое от воды лицо и острый взгляд, который скользит по моему застывшему силуэту.
– Я хотел… хотел забрать…
Достойная отговорка не приходит на ум и он лишь беспокойно проводит ладонью по карману джинс. Я же опускаю глаза и замечаю, что его правая рука в крови. Я знала, что найду раны на его теле, я заметила красные отпечатки на оконной раме и сделала напрашивающийся вывод. Именно из-за него я все-таки вошла внутрь дома, хотя на пороге почти решила, что это чертовски скверная затея. Если он пьян, то зачем попадаться ему на глаза?
– Ты поранился, – я указываю на его предплечье и делаю осторожный шаг к нему. – Господи, Вадим…
Его кожа вспорота куском стекла. Неглубокая, но нехорошая борозда тянется вдоль руки, приковывая взгляд выступившей кровью, что тонкими струйками крадется к крепким мужским пальцам. Кулаки тоже стесаны, но раньше, в другой драке, а на щеке горит свежая ссадина. Наверное, нашел на кого выплеснуть злость в прокуренном баре, и нашел сразу компанию, иначе на нем не осталось бы ни следа. Я однажды видела, как дерется Вадим, и это страшное зрелище.
– Нужно
