с каждым днём.
— Ну да, потому ты ещё тут сидишь, — цепляю пальцами подбородок девчонки, заставляя смотреть на себя. — Вместо того чтобы оттолкнуть меня и уйти, — выдыхаю ей в губы и целую.
Не сразу, но она обхватывает руками моё запястье и отстраняется.
Понимаю, что своими словами раззадорил её действительно послать меня, вырваться и оставить одного, тем самым подтвердить свою позицию. Но всё равно играю с огнём. Если ответит на поцелуй сейчас, после такого моего выпада, точно никуда не денется, как бы ни стремилась.
А потому снова ловлю своими губами её губы, напоминая обоим, насколько головокружительно это между нами. Вообще редкое притяжение, чтобы от поцелуя так штырило. Тем ценнее происходящее.
Я не понимаю, как сдерживаюсь, как всё ещё способен себя контролировать, потому что Еву хочется до ноющей боли в суставах. А за последние дни так вообще оголодал как будто. И тут она такая, полураздетая и в то же время невинная… Хочется плюнуть на все эти разговоры, на убеждения, хочется содрать с неё все эти тряпки и взять прямо здесь, потому что терпеть нет сил. Но я сдерживаюсь, потому что мне в то же время не хочется обращаться с ней так. Девчонка со мной первым целовалась. Понятное дело, что ничего большего у неё ни с кем другим и подавно не было.
Целую глубоко и горячо, исследую своим языком её рот и даже дышать не даю. Отклик чувствую — в дрожащем нежном теле, в трепете губ, в громком стуке сердца. Да и рука Евы не поднимается снова тормознуть меня.
Буду считать, этого достаточно.
— Я не собираюсь тебя торопить, — с трудом отстраняюсь от таких желанных губ, поцелуй только распаляет аппетит. — Я ведь предлагал свидание, — шепчу.
— Нет, — едва слышно, но твёрдо.
— Есть хоть одна адекватная причина для отказа? — совсем не злясь, легонько кусаю Еву в нижнюю губу.
Сам себя не узнаю, какой я сейчас чуть ли не нежный. Расплавился как будто.
— Ну ты и самоуверенный, — язвительно хмыкает Ева и всё-таки вырывается из моих рук. — Я тебя предупреждаю, Самсонов.
Она поправляет юбку и быстрыми шагами удаляется прочь, заставляя меня подзависнуть над её словами. Во-первых, свою фамилию я ей не называл. Но это ладно, видимо, брат упоминал. Гораздо больше волнует во-вторых… Девчонка всё-таки собирается бросить мне вызов?
Антон сегодня рано дома. Только я возвращаюсь после концерта первокурсников и безумного во всех смыслах дня, как застаю брата на кухне. Он что-то готовит — умеет и, кстати, хорошо. Вкусно пахнет маринадом. Значит, будет ставить мясо?
Обычно я ем более лёгкую пищу, а тут явно свинина. Но сегодня готова на что угодно, лишь бы перебить непрекращающийся мандраж. Илья вёл себя настолько несдержанно, что ничем, кроме началом конца, я это назвать не могу.
Юркнув в ванную, привожу себя в порядок, моюсь и переодеваюсь в домашнее, попутно ещё раз размышляя обо всём.
Не знаю, что меня толкает. Приближающийся день рождения брата? Который, кстати, послезавтра уже. И Антон наверняка пригласит нас обоих, ведь это вполне нормально. Или меня больше провоцирует решимость Ильи наплевать на уговор? Ведь это сулит полнейшую непредсказуемость. А может, меня кроет из-за собственной идиотской реакции на его наглость и бесцеремонные действия?..
Это ведь совершенно ненормально — подкатывать к сестре друга, которая видела тебя в самом неприглядном свете. И мало того, что требовать от неё молчать об этом, так ещё считать, что и пояснения не требуется.
Типа достаточно красивых слов о том, что это ради меня. Если бы Илья стремился меня сберечь, в первую очередь просветил бы, в чём может быть опасность. Я, по его мнению, несмышлёный ребёнок? Полезу куда не надо? Нет, если там какой-то криминал, я же в первую очередь буду избегать какого либо своего участия в этом деле. Ну и Илью тоже. Может, он поэтому так молчит? Пока держит тайну, можно представлять всё в хорошую сторону. Он и подбивает меня на это намёками, добивается, чтобы я свою версию в голове построила, причём максимально его обеляющую. И вопросов при этом не задавала.
Окей, я и не буду, больно надо. Но и одна во всём этом тоже больше не буду.
Захожу на кухню, где Антон уже салатиком занимается. Овощи вытаскивает и моет.
— Если я скажу тебе кое-что, обещаешь никому не говорить? — решительно спрашиваю брата, который, конечно, уже успел заметить моё присутствие и улыбнуться мне успел.
Антон смотрит на меня с удивлением, а я просто беру у него мытые овощи и сама нарезать начинаю. За действиями проще настроиться. В душе ведь ковыряет что-то, мешает до конца пойти, хоть я и понимаю, что без этого теперь никак.
— Конечно, — наконец, уверяет брат.
Я даже не сомневаюсь в его искренности, и слово Антон держать всегда умел. Хотя допускаю, что в этот раз в порядке исключения он захочет его нарушить, но я, по крайней мере, сделала что могла. Не стремлюсь разоблачить Илью перед всеми, да и тот прав, что только проиграю, попытавшись. Но это не значит, что и чистосердечные разговоры с братом отменены.
— Это касается твоего друга, — наконец, со вздохом выдаю. — Я видела его до того, как ты нас познакомил, в тот же день, но случайно. Я обещала ему не говорить, но тяжело хранить тайну, когда не знаешь, в чём там дело. Это всё-таки твой друг…
Жар приливает к лицу, когда оправдываюсь перед Антоном в нарушении слова перед Ильёй — ведь меня на это толкнуло в первую очередь не их дружба. Но о таких нюансах я брату точно не скажу.
Антон хмурится, озадаченно смотрит, явно не ожидал такого вступления.
— Продолжай, — торопит.
— В переходе метро, в самом узком тоннеле, где обычно никто не ходит, но куда я забрела по ошибке, Илья вымогал с какого-то парня деньги, — поспешно проговариваю я, не давая себе времени для сомнений. — Причём очень грубо. Судя по всему, Илья даже бил того парня… Потом он убежал, а Илья меня заметил и сказал, чтобы я никому не говорила. Позже, у нас в гостях, когда мы вдвоём вышли ненадолго, он снова сказал, чтобы я молчала.
— Ты серьёзно? — кажется, Антон в осадке.
— А вы давно дружите? — неожиданно для себя
