трубки в заднице.
— Серьёзно, я просто упал.
— Женя, — он вздохнул тяжко, — ты из меня идиота не делай, я тебя лично девять лет назад за руку в мотоспорт привёл. Просто упал, здесь не проканает. Для начала, скажи мне, какого черта ты вообще сегодня гонял?
— Дядь Миш, ну может хватит, а? Какая разница, зачем, почему, как. Упал и все.
— Жека, — произнес он предостерегающе.
А что я должен был ему сказать? Да вот, дядь Миш, я такой дебил, решил поспорить с Ромычем из-за языкастой стервозины, которую никак не могу выбросить из головы по необъяснимой причине? И по этой самой причине я, блядь, чуть башки не лишился, потому что Ромыч, сука, вперёд вырвался, а я в аутсайдеры заделался?
Да я сам ещё не понял, какого хера творю, и почему эта стерва мелкая меня так бесит. Настолько, что за волосы бы её схватил и серьезно так наказал. За язык длинный, за дерзость, за то, что я, блин, о ней прямо сейчас думаю и не могу из башки выбросить. За то, что Ромычу расквасить морду хочу, чтобы, сука, даже не думал в ту сторону, чтобы не смотрел. Это нормально вообще? Я же как представлю, что он сейчас не домой поехал, а к ней, потому что выиграл, так выть хочется, и мчаться сломя голову... да хрен его знает даже куда! Я облажался, на её глазах, блядь, облажался. Курьерша, блин, недоделанная. Пиццу она привезла.
Как вспомню, что она придурку этому улыбалась, как глазки смущённо опускала. У меня значит член маленький, а этому козлу, пусть и друг он мне, улыбки и свидания.
Бля, да что ж так кроет-то?
А он же ее и на свидание позвал. Согласилась, значит. Стерва. Впервые его в жизни своей видела, и согласилась.
Да хрен тебе, Ромыч, и похер на спор.
Я эту сучку все равно проучу.
— Я жду, напомнил о себе дядя Миша.
— Вот че ты мне допрос устроил? А если у меня кровотечение, давление там внутричерепное? Ты же доктор, вот и лечи.
— Давление у тебя сильно южнее, судя по всему, — изогнув бровь, крестный кивнул в район моего паха.
Бляяя...
Да ладно? Серьезно? Нет, серьёзно?
Это даже не фиаско, это просто полный, бесповоротный пиздец.
Это че такое получается, это у меня от мыслей о стервозине вот так просто встал? Милка какие только позы не принимала — и ни ку-ку, а тут... Бдядь! Друг, ты серьёзно?
— Эээ, это адреналин, — ляпнул я первое, что пришло в голову.
— Хорошо, что ты в медицинский не пошёл, адреналин, млин, — дядь Миша покачал головой. — Давай-ка я тебе расскажу, как было, а ты меня поправишь, если что не так. Ты опять поспорил, да?
Я промолчал.
— Молчишь? Ну молчи, я сам продолжу. Поспорил ты опять с Шаховым, больше не с кем. И исходя из твоего нынешнего состояния, я делаю вывод, что поспорили вы на девочку. Так?
— Дядь Миш...
— Так, я тебя спрашиваю?
— Даже, если так, что это меняет и вообще, че за допрос.
Я бы встал демонстративно, вот только колено не позволило.
Дядя Миша некоторое время смотрел на меня, как на недоумка последнего, а потом и вовсе расхохотался, как припадочный.
И что его так насмешило?
— Хорошая, видно, девочка, — наконец заключил он, отсмеявшись. — Как зовут?
— Дядь Миш, ты издеваешься что ли. Какая разница, обычная девка, языкастая слишком и... — я остановился, вовремя поняв, что уже достаточно лишнего наболтал.
— Ох, Жека-Жека, — он покачал головой, вынул из нагрудного кармана фонарик и встал рядом со мной, — ладно, давай осмотрю тебя, ещё снимок надо сделать, оставлю на ночь тут. Отцу позвонишь, придумаешь правдоподобную историю.
— Угу.
— Жень, — он посмотрел на меня как-то слишком серьёзно.
— А?
— Ты глупостей только не наделай.
Лина
«Успокойся, Лина, это всего лишь свидание».
Я успокаивала себя, как могла, в сотый раз пожалев об опрометчиво данном согласии на этот, будь он неладен, поход в кино. Когда я в последний раз была в кинотеатре? Лет пять назад, а то и больше. А на свидании? Правильно, никогда! Нужно было отказаться, улыбнуться вежливо и найти причины, а я, как дура последняя, растаяла от внимания первого обратившего на меня внимание парня. Я бы соврала, конечно, если бы принялась отрицать очевидное: Рома мне понравился.
Нет, не так, как об этом в романчиках для девочек наивных пишут, чтобы коленки тряслись и сердце грохотало, стремясь пробить грудину и прыгнуть в руки одному единственному, но понравился. Была у него своя, какая-то оригинальная харизма, и улыбка красивая. И все бы ничего, если бы не события вчерашнего вечера. Всю ночь, а потом и весь день у меня из головы не выходил, кто бы мог подумать, Волков! Словно в замедленном кадре перед моими глазами то и дело всплывала одна и та же картина — Волков, лежащий на асфальте, а рядом перевёрнутый байк и спешащие к пострадавшему гонщику люди.
Я в тот момент будто окаменела, стояла неподвижным изваянием, слушала чьи-то голоса на периферии и смотрела на слетевшего с мотоцикла парня до тех пор, пока толпа не перекрыла обзор. И даже после так и не сумела пошевелиться, продолжала стоять на месте до тех пор, пока из глубоко погружения в недра собственного сознания меня не выдернул голос Ромы, раздавшийся рядом с правым ухом.
Помню, как очнулась, как посмотрела на стоящего рядом Ромку, как всматривалась в его лицо, не зная, что именно там ищу. Я чувствовала, как тарабанит в груди сердце, как сжимаются бронхи, не позволяя мне сделать вдох. Меня словно цепями сковали, металлическими прутьями обмотали тело и стянули их так плотно, что каждый новый вдох казался непреодолимым испытанием. С каждой пройдённой секундой эти фантомные ощущения только усиливались, давили и причиняли вполне ощутимую, физическую боль. Будто это не Волков там, на холодном асфальте лежал, а я.
Никогда прежде я не испытывала ничего подобного, никогда еще мне не было так необъяснимо больно. Ртом, словно рыба, выброшенная на сушу, я глотала прохладный вечерний воздух, силясь выдавить из себя всего несколько слов.
—Что с ним? — я едва протолкнула наружу застрявшие где-то посреди горла слова.
В тот момент мне просто жизненно необходимо
