Хрустально.
И вдруг треск! Резкий, громкий!
Вздрагиваю, затаив дыхание, оборачиваюсь на звук.
С ближайшей сосны, оказывается, упал мокрый сугроб, сломав нижние ветки, хлопнул на землю, заставив меня замереть.
Это… Это место… На взгляд художника, оно невероятно живописное, но все же, я настолько урбанизированный человек, что без напряжения воспринимаю только окраину леса, да и то, если это организованный пленэр.
Но никак не глубина тайги! Да ещё на севере!
Дверь рубки открывается, появляется Кирилл, загруженный рюкзаками.
— Возьмёшь это, — он кидает к моим ногам большой тюк, который, судя по отпружиниванию от палубы, наполнен какой-то тканью или резиной.
Я поднимаю его. Не тяжёлый, просто объёмный.
Хочется задать тысячи вопросов по поводу этого места. А потом думаю: «Фиг ему!»
Как он со мной, так и я с ним буду вести себя. Пусть догадывается, что у меня на уме.
Кирилл спрыгивает в мокрый снег, идёт размашистым шагом к тому месту, которое выделяется, как тропинка. Заледенелая дорожка оказывается скользкой, и Кирилл направляется к пролеску из молодых сосенок рядом с ледяной змейкой, топча кусты и мох…
Мох ягель!
Я только видела такое на фотографиях!
Быстро добегаю до этого места, присаживаюсь на корточки. Пальцами трогаю мягчайший серый кустистый лишайник. Он словно покрыт снегом или серебром… А может костяной! Поэтому и кажется, что должен колоться, но мою кожу окутывает невероятная нежность. Рядом, в кустах вереска растёт обычный зелёный мох, как губка, впитавший в себя весеннюю влагу. И кругом прошлогодняя хвоя, усыпавшая мхи, лишайники и кусты.
Я внимательно разглядываю, как коричневые серповидные иголки вмерзли в куске льда. Пожалуй, я нарисую это. И даже без фото, по памяти.
Протягиваю руку к кустику клюквы и срываю мягкую, водянистую ягоду. Пробую. Ела клюкву в сахаре, помниться, папа угощал. Кислятина редкостная. Но сейчас она необычайно сладкая. Тронутая морозом, потеряла кислоту.
Беру ещё одну ягоду, рассматриваю её.
Почему-то захотелось такие бусы или серьги, потому что на просвет ягода оказывается невероятно красивой и богатой на оттенки красного цвета.
Раздаётся пронзительный свист. Я от неожиданности слишком сильно смыкаю пальцы. Ягода лопается, брызнув соком мне на лицо.
— Не отставай! — прилетает откуда-то из-за кустов.
— Идиот, — шепчу я, стирая сок со своего лица, увы, приходится , это делать рукавом. Его куртки, так что пусть не обижается.
Встаю на ноги, иду по дорожке сквозь густо растущие сосенки.
Приходится пролезать, обтираясь, настолько они часто растут. И царапаются, конечно, но мне это даже приятно, такой запах смолянистый, густой.
Выбираюсь из кустов и замираю от восторга.
Чёрная постройка, которую с берега почти не видно, оказывается внушительным одноэтажным коттеджем с односкатной крышей.
Стоит дом посреди леса. Редкие сосны подбираются прямо к чёрному фасаду, который при попадании солнца отливает синевой. Вокруг дома отмостки выложены разноцветными плоскими камнями.
Кирилл уже открыл дверь и в ручную поднимает мрачные чернильные роллеты, открывая шикарные панорамные окна.
Я без приглашения прохожу к дому, стиснув зубы, чтобы не задать вопрос или не начать первой разговаривать. Он даже не глядит на меня. Не комментирует ничего. Делает вид, что один. Грубый, хамоватый мужлан!
Ничего…
Осталось немного, две недели потерплю его и забуду потом.
Обязательно забуду!
Две недели – это серьезный срок, если находишься рядом с человеком, который тебя напрягает. Но слишком мало, чтобы насладиться невероятной красотой природы и насытиться этой глубокой звенящей тишиной.
Дверь широкая, тоже чёрная, приоткрыта . Я вхожу внутрь дома. Тянет откровенным холодом, пахнет древесиной и костром.
Тёмная прихожая, где на бревенчатой стене висит пустая вешалка, лежит коврик и рюкзаки, что нёс Кирилл. Имеется четыре двери и вход в гостиную под аркой.
Внутри дом гораздо веселее, это потому что стены из настоящего бревна приятного янтарно-золотистого цвета. И пол словно залит цветочным мёдом. Блестит на солнце. Но чёрные рамы и чёрные элементы в интерьере. Камин чёрный с мрачным дымоходом из металла, угольный диван напротив. Телевизора не видно, но стоит шикарный музыкальный центр с вытянутыми колонками по бокам. У панорамных окон, что, как стена, от пола до потолка с одной стороны большого зала, располагается длинный обеденный стол из древесины, рядом стулья, черные, словно из обсидиана. Деревянный потолок с дегтярными плафонами.
Несколько черных дверей, ведущих, как я понимаю, в другие комнаты.
Похоже, помещений в этом доме очень много. Ведь коттедж не только в длину вытянут, но и в глубину уходит. Прохожу в глубь комнаты, за обеденным столом заворачиваю в закуток, который выводит в шикарную кухню.
Тоже дерево и чёрная мебель.
Матовые ящики, похожие на уголь, без ручек. Всё открывается нажатием, проверяю специально. Только солидная духовка, гриль и сушилка с прозрачными дверцами имеют серебристые ручки.
Чисто. Интересно. Это база какая-то? Охотничий домик? Где-то рядом цивилизация, потому что откуда электричество? И как доставляли сюда стройматериалы и технику?
В кухне тоже имеется три двери, одна из них распахивается, и Кирилл втаскивает на кухню большой рюкзак. Кривит губы, заметив, что я не сняла обувь.
— Я включил генератор, скоро дом нагреется, — потом ехидно добавляет, — можешь пока не раздеваться.
Ну спасибо!
Пол наверняка ледяной, так что воспользуюсь, пожалуй, разрешением.
— Но вода горячая есть. Можешь вымыться, твоя комната - вторая дверь от колонок!
Я смотрю в темноту коридора, где исчез Кирилл, эта дверь ведет в прихожую. Другая дверь оказывается кладовкой. Даже на мой неопытный взгляд, в этом большом доме как минимум шесть отдельных помещений, не считая гостиной. Однозначно, гостевой дом. И убрано, как в отельчике.
А как же горячая вода есть, если генератор ещё не включен?
Но я ничего не спрашиваю. Вначале все-таки разуваюсь, кроссовки отношу в прихожую и ставлю под вешалку, на которой уже висит охотничья куртка Кирилла, а он сам, судя по звукам, копается в одном из технических помещений. Тоже вешаю куртку и на носочках возвращаюсь в гостиную.
У меня будет еще время всё исследовать.
Стою на молочно-белом коврике, рассматриваю камин-печь и с удовольствием любуюсь на шикарный вид за окном. Сосны, сосны, и через пролесок дорожка заледеневшая убегает вдаль, где видна пристань, занесённая снегом и поглощённая льдом. Совсем чуть-чуть. Ну, и небо голубым лоскутом тоже виднеется.
Ладно, еще налюбуюсь. Пока надо найти свою комнату.
Я вначале смотрю, что за первой дверью от колонок. Там оказывается спальня. Односпальная кровать, укрытая покрывалом, похожим на коврик, на котором я только что стояла. Шкаф, стол и закрытое белой ламелью окно.
А вот вторая дверь ведёт в такую же комнату, но более благоустроенную. Кровать двуспальная стоит у камина, выложенного камнями, тем же самыми, как отмостки у дома, плоскими, разноцветными. На деревянном полу пушистая шкура. Шкаф небольшой, стол со стулом и дверца узкая, она ведёт в небольшой санузел.
Бревенчатые стены и пол. Душевая отделена прозрачной створкой. Унитаз, похожий на бочонок, раковина тоже из дерева, я наслаждаюсь, проводя ладонью по разводам сучков. Отполированное корыто, над ним - золотистый кран и зеркало.
Богато. Однозначно, охотники или рыболовы не из бедных сюда приезжали.
Я смотрю на себя в зеркало и цепенею.
— Скотина, — злобно шепчу я и чуть не плачу от обиды.
Я вся измазана, чумазая и грязная. Где так вляпалась? В мотоцикле, видимо, потёрла лицо и всё, чёрная, как чушка! Кроме того, алый сок ягоды, словно кровоподтёки на щеке. Печальные, уставшие глаза, лохматые волосы.
И он не сказал! Не намекнул! Ах, да! Намекнул! Вода горячая есть!
