К тому же – небо светлое, непривычное, тягостное такое.
На севере весна – это белые ночи. Ещё сумерки радовали мои южные глаза, но насколько в курсе, летом здесь солнце не заходит вовсе, и перепутать день с ночью немудрено.
Пятиэтажки, выглядящие, как декорации к хоррор-фильму, минуем, остаются позади, мы подходим к гаражам.
Все еще хуже, чем я предполагала… Начинаю тоскливо оглядываться на пятиэтажки… Может, там не так уж и плохо?
Хочется возразить, завопить от всей души, но, верная своим принципам, молчу. Только пялюсь злобно на своего спутника. А ему, судя по всему, плевать на мое недовольство и молчаливый протест!
Немного попетляв в лабиринте старых гаражей, подходим к низким железным воротам, с которых давным-давно , еще , должно быть, в советские времена, сошла краска. Кирилл достает длинный ключ, вставляет в замок.
Створки жалобно и невероятно громко скрипят, а я заглядываю внутрь...
И не выдерживаю, начинаю плакать. Нервы, все-таки, не железные у меня!
— Нет, ну пожалуйста… Нет…
Но Кирилл оказывается совершенно глух к моим слезам и протестам.
А ржавой рухляди, производства середины прошлого века, вообще плевать на эмоции.
Да и, судя по древности раритета, он много чего повидал на своем веку. А уж эмоциональных барышень – до черта.
Древний мотоцикл, советской сборки.
Невероятно древний.
Возможно послевоенный, я такие только в кино видела раньше. Проржавевшее заднее крыло, потрёпанное кресло, напоминающие сиденье велосипеда. И номер советского образца. И коляска!
Ужас! Какой ужас! А, может, все-таки вернемся в пятиэтажкам?
Там, если подумать, даже уютно… Наверно…
— Вот это техника! — заворожённо шепчет мой провожатый. — Ручку газа до отказа, а тормоза придумали трусы.
Все. Смерть моя прямо тут и наступит.
И стоило ради такого тащить через весь город?
Кирилл лихо перекидывает ногу через мотоцикл, достает второй ключ из кармана и заводит эту ужасную технику. И она заводится, гадость такая! Заводится!
Мне в лицо пыхтит облаком выхлопного газа, и я, прикрыв нос ладонью, спешно отбегаю в сторону.
Кирилл выезжает из гаража, оставляет мотоцикл стоять и, кивком указав мне путь наружу, закрывает двери, ключ оставив внутри помещения.
— Садись, чертовка, прокачу! — с усмешкой приглашает он, снимая кепку. Наконец-то.
Под ней - белокурые волосы. Глаза блестят. В сумраке теряется их цвет.
Я дико устала, и все еще не могу сдержать всхлипов, глядя, как он достаёт из люльки какую-то ужасную лётчицкую дублёнку, и , сняв куртку, натягивает ее на себя.
Тарахтит жуткий мотоцикл, смеется надо мной мужчина.
— Отдохнёшь скоро, слышишь, ведьмочка, — он подходит, поднимает мою голову за подбородок и усмехается, внимательно разглядывая лицо. — Не реви. Хрен кто найдёт, обещаю.
Что мне остается в этой ситуации?
Только подчиниться.
Я с трудом понимаю, что он делает. Пальцами вытирает слёзы с моего лица. Почему-то это ощущается нежно. Натягивает на меня старый шлем, укутывает в свою куртку. Усаживает в ледяную люльку, и по шею укрывает брезентом, удушающе, до дурноты, воняющим кожей и бензином.
И мне начинает казаться, что это сон. Особенно, когда неожиданно согреваюсь. Его крутка, похоже, с новой системой подогрева. Так что скорее ногам теперь холоднее, чем телу. Я, как в корзинке, сижу в жуткой коляске, одна голова торчит.
И, когда Кирилл, напялив еще один шлем и страшные, доисторические на вид очки, дает по газам и выруливает в мерзлую, серую хмарь, я только устало прикрываю глаза, стараясь от всего отрешиться.
Дороги тут ужасные, меня трясет, подкидывает. И, наверно, хорошо, что ни крошки во рту уже сутки, иначе бы ничего в желудке удержать не удалось.
Смысла думать, за что мне эта пытка первобытная, нет. И остается только надеяться, что это все быстро завершится. Должно же…
Глаза не открываю, стараюсь немного размять замерзшие пальцы ног и устроиться поудобнее, насколько это возможно, конечно, учитывая ужас ситуации.
Тарахтение мотоцикла в какой-то момент превращается в монотонный гул на заднем плане.
Я ,неожиданно для себя даже, нахожу удобную позу, сворачиваясь калачиком на этом сиденье. Меня укачивает… Укачивает… И , в итоге, клонит в сон.
Глава 8
Глава 8
Прихожу в себя от далеких голосов и какого-то странного монотонного шума.
Приходится постараться, чтобы вспомнить, что к чему. Уснула я в мотоцикле, но когда открываю глаза, то шлема на мне нет, зато есть шапка-ушанка, натянутая на капюшон мужской куртки, от этого только щёки и нос чувствуют холод.
Открываю глаза и с оторопью осознаю, что мы плывём.
Натурально! Мимо пролетают берега с хвойным лесом. Деревья не особенно высокие, среди них встречаются седые скалы, поросшие яркими белыми и насыщенно-желтыми мхами. Ещё лежит снег, но места, выставленные на солнце, уже выглядят чистыми. Поблёскивают в лучах солнца ледяные дорожки на скалах.
Серо-зелёные оттенки мира, высокое северное небо. Промозглый ветерок, в котором перемешиваются весеннее тепло и дыхание Арктики. Я поворачиваюсь и понимаю, что мы не плывем!
Мы несемся по льду!
И стоит мотоцикл на палубе судна на воздушной подушке. Сама палуба занимает совсем мало места, большая часть катера крытая.
Я шевелюсь неуверенно и с трудом вылезаю из коляски. Ноги гудят. Вообще ощущение жуткое: меня словно жевали, жевали и выплюнули, предварительно переломав все кости.
Оглядываюсь, разминаясь неловко.
Катер оказывается большим, нёсется так быстро, что только пейзаж мелькает. Покачиваясь неуверенно, осматриваюсь по сторонам и направляюсь в сторону капитанского мостика.
Удивительно, но замерзшей себя не ощущаю, только лицо колет, но это мелочи.
Скрипит дверь, переступаю порог небольшого помещения.
Кирилл сидит у штурвала. Частично видно его плечо и ногу. В чёрном свитере и охотничьих штанах-карго. За его креслом располагаются ещё восемь мест и диванчик, у которого стоит стол.
А на нем…
На нём разложен походный набор из трёх термосов и свежей выпечки!
Не могу отвести взгляда от еды, аромат булок с корицей напоминает, насколько давно я не ела, и ноги сами несут вперед, а затем и подкашиваются. Приземляюсь прямо на мягкое сидение дивана.
Воспитание и приличия не позволяют накинуться на вкусно пахнующую еду. Поэтому я смотрю голодным взглядом на Кирилла, тот на меня в зеркало заднего вида.
Замечаю, что на сидениях лежат походные рюкзаки.
Он молчит. Я тоже.
Дурацкая игра, идиотская.
Он со мной играет, а я ощущаю себя загнанной в ловушку.
— Доброе утро, — все же решаю соблюсти приличия. Хоть кому-то надо.
— Доброе, — усмехается Кирилл.
И всё.
Ну и Бог с тобой.
Приличия соблюдены, с голоду умирать я не собираюсь.
И вообще… К черту церемонии.
Я снимаю шапку, стягиваю капюшон с головы, куртку не решаюсь, хотя в помещении, состоящим из одних стёкол, достаточно тепло.
— Можно мне угоститься? — спокойно уточняю я, и , не дожидаясь ответа, тяну руку к еде.
— Можно, в синем термосе чай.
Я быстро наливаю себе чёрный чай и беру в руки ароматную булочку, стараясь держать её салфеткой. Поход походом, но надо соблюдать хоть элементарные правила гигиены.
Только я рот открываю, чтобы откусить булку, как Кирилл решает, что время для разговора пришло:
— Марта, а что ты делала под дверью моей комнаты в той гостинице год назад?
Ясно. Он все же немного садист и специально меня отвлекал, зная наверняка, что я ужасно голодная.
Дезориентировал, бессовестный.
Ну ладно… будет тебе ответ.
В любом случае, скрывать я не собиралась эту историю. Да и поговорить требовалось, прояснить ситуацию до конца. Нам , все же, две недели вместе как-то сосуществовать нужно будет…
