же молча принимаю проникновение его крупного пальца, но не могу молчать, когда он накрывает мою грудь, больно щипая сосок. Двигает пальцем внутри, проникая все глубже. Я жду боли, но получаю лишь напряжение и страх, что тело может подвести меня. Я ничего не могу сделать. Особенно когда мокрый палец накрывает клитор и принимается тереть его.
Оргазм — предатель кусает больно, сдирая с меня кожу и оставляя все неправильные чувства обнаженными.
Я долго не могу открыть глаза, слышу проклятый звон в ушах от пронесшегося по телу безжалостному поезду удовольствия.
Леон вытирает липкие пальцы об мои бедра, оставляя меня висеть в столь позорной позе.
Он заворачивает меня в свой пиджак, связывая его на спине. На задницу кое — как натягивает в хлам порванное платье.
— Не вой только, через час заберу тебя домой.
Наверное, если бы он выключил свет, я бы сошла с ума. Но мне повезло. Я смотрела не в темноту, а на полки с хозяйственными припасами. И уже решила, что конкретно средства этих брендов выкину. Я поднимаю глаза к потолку, дергаю руки, в надежде, что ремни слезут с крюка, но они сидят так плотно, что хочется выть от досады. Как герои в блокбастерах спасаются легко из таких ловушек. Все врут. Сволочи.
Руки затекают, а во рту столько слюны, что она уже стекает по подбородку и капает на грудь. Я стараюсь не реветь, но слезы все равно катятся по щекам.
Я не знаю сколько нахожусь в этом подвешанном состоянии.
Ненавижу его. Ненавижу себя, что так легко поддалась на его эротические манипуляции. Меня извиняет лишь то, что я была полностью обездвижена, пока он толкал в меня свои толстые пальцы.
Вздрагиваю и выкидываю все мысли из головы, стоит двери скрипнуть.
Натягиваюсь струнной, в ожидании. Сейчас, как бы я не хотела убить Зверева, меньше всего я бы хотела увидеть кого — то другого. Представить перед кем — то другим в подобном виде.
Так что как только маленькое помещение наполняет его терпкий запах я прикрываю глаза от облегчения.
Не дергаюсь, расслабляю тело, притворяясь если не спящей, то точно недвижимой.
— Вера, — басит он и как бы мне не хотелось возмущенно замычать, я стискиваю зубы и проглатываю все нецензурные слова, которыми наградила его, пока висела в полной темноте. — Вера, ты как?
Он снимает меня с какого — то крюка, поднимает на руки. Я даже надеюсь, что моя хитрость сработала и он может быть даже начнет если не беспокоится, то запаникует. Так что даже задерживаю дыхание. Может быть он вытащит кляп и мне удастся вгрызться ему в горло? Ну а вдруг?
— Нет, Вер, это так не работает. Это только в фильмах люди могут поверить в смерть живого человек.
Я продолжаю не дышать и сохранять спокойствие.
— Впрочем, если хочешь, могу отнести твое мертвое тело Андронову, говорят даже это его не сильно останавливает.
Я не выдерживаю, распахиваю глаза, возмущенно бурча сквозь кляп.
— Ты врешь.
— Не понимаю, что ты бурчишь. Готова быть послушной?
— Ага, держи карман шире, — продолжаю говорит в кляп, и получается смешное мычание.
Он усмехается, продолжая держать меня как пушинку. Выносит за дверь, и я замечаю человека в костюме.
— Спасибо, — только кивает он и получает такой же короткий ответ от мужчины, который тогда увел меня в комнату Леона. — Прикрой перед Черкашиным, я вернусь быстро.
Он выносит меня через черный ход, подносит к машине и щелчком открывает ее и почти роняет меня на заднее сидение. Я уже хочу пихнуть его ногой, но не успеваю, он скручивает их веревкой. Так ловко, словно делает это каждый день. Оставляет меня лежать перетянутой гусеницей и садится за руль. Сразу газует, срывая машину с места.
Долго везет меня по городу.
Даже связанная, я все равно засыпаю, чувствуя, как кровь возвращается к рукам, как кожа согревается от печки.
Пока засыпаю, продолжаю повторять все плохие слова в адрес монстра, что едет за рулем, уверенно лавируя на поворотах. Прикрывая глаза лишь различаю его руки, уверенно держащие руль. Они могли бы даже показаться мне красивыми с их длинными, крупными пальцами, минимум растительности и ровными квадратными ногтями. Могли бы, если бы принадлежали не насильнику и убийце.
Перед сном одна только мысль беспокоит меня. Что теперь мне нужно искать новую работу. Вряд ли Рината потерпит такое отношение.
* * *
Открываю глаза, когда слышу, как поворачивается ключ в замке. Мы уже у квартиры, куда он вносит меня, укладывает на кровать, где всю неделю я ждала его появления.
И что теперь, как с ним договориться, когда единственное желание — это вылить на него тот поток ядовитого сознания, который бурлит во мне?
Сейчас. Сейчас. Как только он меня развяжет.
Я готовлюсь, сжимаю кулаки.
Леон вдруг достает из кармана что — то продолговатое. По телу проходит прохладная дрожь. Я знаю, что это.
Еще один щелчок по нервам, и в его руках оказывается нож с блеснувшим в темноте лезвием
Устал со мной мучиться? Готов убить? Зачем тогда вез?
Не знаю почему, но я словно вижу этого мужчину впервые. На ум приходят слова Коли о том, что он кого — то убил. Он может. Одним движением сильной руки свернуть шею. Одним ударом ножа вспороть брюхо. Ему бы подошла роль дровосека, который спас красную шапочку, такой он сейчас опасный и мощный.
Только вот он не спасатель, а злодей. И только ему известно, как он хочет применить этот нож ко мне. Я сглатываю, когда он касается лезвием обнаженной кожи на животе, раскрывая собственный пиджак, впиваясь взглядом в грудь.
Мне дико страшно. Мороз по коже. Мурашки поднимают волоски ровным строем, а сердце еще немного и просто порвет грудную клетку, как часто и громко стучит в тишине нашего общего дыхания.
И скорее всего только по этой причине соски так призывно торчат, так дико ноют.
Другой причины быть не может. Не может же быть?
Хочу завыть в кляп, но лишь жду, что он сделает дальше, боясь теперь не смерти, а того, что происходит с моим порочным телом. С сосками, что буквально кричат о возбуждении. Острие ножа не причиняет боль, лишь завораживает блеском и той силой, что тянется из него энергетической волной. Нож скользит все ниже, доходит до линии юбки.
Грубые пальцы Леона тянут юбку, а нож делает
