До несчастного случая.
Лотти в очередной раз поразило, как сильно это происшествие повлияло на него. Она смотрела на его точеный профиль, на тонкий шрам, который хоть и не обезобразил его, но служил постоянным напоминанием о пережитом.
Он никогда не заводил разговор о случившемся. Как, впрочем, не говорил ни о чем, что имело для него значение. И Лотти решила вызвать его на откровенность.
– Расскажи мне о несчастном случае. Каково было пережить все это?
Рафаэль обернулся, и его настороженный взгляд вновь заставил заныть ее сердце.
– Я бы такого никому не пожелал, – коротко ответил Рафаэль и, резко развернувшись, стал собирать вещи со стола. – Сделать еще кофе?
Он пытался отгородиться от нее, от любого обсуждения тех событий. Но Лотти остановила его.
– Попозже. – Наклонившись, она положила руку ему на лоб, ощутив тепло его кожи. – Некуда спешить.
Она надавила сильнее, в полную силу ощутив соприкосновение с его кожей, почувствовав, как пружинят черные волосы под ее рукой, пока он не убрал ее ладонь, накрыв своей.
– Что ты испытал, когда понял, что парашют не раскроется?
Рафаэль коротко глянул на нее:
– А ты как думаешь?
– Я не знаю, поэтому и спрашиваю. – Она упорно не хотела сдаваться.
– Неверие, ужас, панику. На глобальные размышления не было времени.
По-прежнему иронизирует.
– Упав на дерево, ты потерял сознание?
– Да. – Он утомленно вздохнул, поняв, что она не оставит его в покое. – Я ничего не ощущал, пока не очнулся на постели в госпитале с мыслью о том, какой же я кретин.
– Кретин? А я-то думала, что ты почувствовал себя невероятным везунчиком.
– Ну, не без этого. Но понимая, что я наделал, какой непоправимый вред себе нанес… Этого всего можно было избежать.
– Но ты же не знал, что парашют не раскроется.
– Нет. Но если бы я не стал прыгать с самолета… – Рафаэль замолчал, чувствуя, что говорит слишком много. – Как бы там ни было, теперь приходится расхлебывать последствия.
Лотти посмотрела на него из-под опущенных ресниц.
– Это ты сейчас так говоришь. Руку даю на отсечение – как только ты полностью восстановишься, ты снова примешься лихачить при каждом удобном случае.
– Ты думаешь, я именно это делал? – С холодным удивлением он посмотрел на нее.
Лотти почувствовала, как слабеет под его пронизывающим взглядом.
– Примерно. Давай посмотрим правде в глаза: ты всегда или несся на лыжах с горы, или карабкался на скалы, чтобы потом повиснуть над пропастью. Особенно… – она сделала паузу, – особенно после того, как умерла Серафина.
– В твоих устах это звучит так, словно я ищу смерти.
– Все это как-то немного слишком. Не то диверсия, не то особая форма эскапизма.
– И от чего же я спасаюсь?
– Я думала, это очевидно. От меня, от нашего брака, от смерти Серафины.
– Che assurdit![4] – Он отвернулся, что-то яростно бормоча себе под нос по-итальянски. – Как обычно, твоя доморощенная психология привела тебя к совершенно неверным выводам. А сейчас, если позволишь, у меня есть дела.
Оставив посуду на месте, он коротко кивнул ей и вышел из комнаты, унося с собой свою гордость и чувство собственного достоинства.
Попала ли она в яблочко? Разумеется, черт возьми!
Закрыв двери, ведущие в кабинет, Рафаэль откинулся на стуле, закрыл глаза. Вот это вот и бесило его больше всего, поэтому он и ненавидел так называемые разговоры с Лотти. То, как она вытягивала из него детали, выбирала темы, которые он не хотел трогать, пыталась открыть истины, которые лучше было бы похоронить. И почему он так не вовремя бросил свои занятия в спортзале?
Он и впрямь все больше и больше занимался экстремальными видами спорта в последние годы, и из эскапистского хобби это превратилось для него в обсессию, навязчивую идею, способ перезагрузиться. Он говорил себе, что ему нужно что-то, чтобы облегчить груз забот. И доля истины в этом была. Бремя ответственности за огромные владения не раз тяжким грузом давило на его плечи. А экстрим, как метко подметила Лотти, давал ему облегчение. Он говорил себе, что все это – во имя благой цели, и жертвовал огромные суммы на благотворительность.
Но был, конечно, и еще один нюанс. Тот, что ныл, как больной зуб. Риск, которому он все чаще подвергал себя, давал выброс адреналина. А причина, по которой ему нужен адреналин… необходимость хотя бы на время унять боль потери. Ребенка, семьи, жены.
Но не сейчас. У него появился второй шанс. Второй шанс стать отцом. И он ни за что не упустит его.
– Входи.
Услышав тихий стук в дверь, Рафаэль оторвал взгляд от ноутбука и увидел Лотти с подносом, открывающую дверь бедром.
– Ты говорил о кофе после обеда, и я решила принести тебе – нам – по чашечке. – Она указала на две кружки рядом с кофейником.
– Спасибо.
Он даже не пошевельнулся, чтобы освободить от бумаг место на столе, так что Лотти пришлось демонстративно погреметь посудой, прежде чем до него дошло.
Она села напротив, налила кофе и протянула ему чашку.
– Все еще работаешь?
– А разве не видно?
Мало кто лучше Рафаэля умел создавать атмосферу арктического холода.
– Над чем? – Лотти взяла со стола лист бумаги, изображая живейший интерес, но, почувствовав хмурый взгляд, молча положила его на место.
– Ничего такого, что могло бы тебя заинтересовать. И у меня действительно нет времени, так что если ты хочешь уйти…
– Может, мне и было бы интересно, если бы ты рассказал.
– Зачем ты пришла, Лотти? – резко спросил он.
Лотти накручивала волосы на палец.
– Я думала, может, мы продолжим прежний разговор. Тот, что ты так резко прервал своим уходом.
– Едва ли ты вправе винить меня за это. Ты сама подала мне пример.
Ах вот как! Лотти горько пожалела о том, что решила прийти к нему. Тем более, что сейчас он захлопнул ноутбук и обратил всю силу своего мрачного взора на нее.
– Мы говорили не об этом.
– Ну так давай поговорим сейчас.
– Нет, Раф, прекрати!
– Почему бы не начать с той ночи, когда ты сбежала? Ну-ка, Лотти, расскажи мне обо всем последовательно, так чтобы я ясно представил.
– Не хочу.
– Что ж, плохо. Потому что я – хочу. Ты хотела поговорить, так давай поговорим. Как долго ты планировала побег? Или все произошло спонтанно? О нет, это невозможно.
Его жестокая усмешка уколола ее, словно острый нож.
– Не то чтобы я всерьез думаю, что ты никогда не любила меня. Должно быть, ты пришла в отчаяние от мысли, что тебе придется меня покинуть. И планировала свой побег месяцами.
Он был не прав. Так не прав во всем. Но Лотти не собиралась спорить, отказывалась встретиться лицом к лицу с его упреками, с его угольно-черным пронзительным взглядом и заново пережить ту ужасную ночь. Несмотря на то что каждая минута тех суток намертво запечатлелась в ее памяти.
