Он был не прав. Так не прав во всем. Но Лотти не собиралась спорить, отказывалась встретиться лицом к лицу с его упреками, с его угольно-черным пронзительным взглядом и заново пережить ту ужасную ночь. Несмотря на то что каждая минута тех суток намертво запечатлелась в ее памяти.
Самое сложное решение в своей жизни она приняла мгновенно. Отрицательный результат третьего ЭКО переполнил чашу ее терпения, вбив последний гвоздь в крышку гроба их брака.
Звонок в аэропорт, маленький чемодан с одеждой, такси. Было темно. Рафаэля не было в палаццо, и все же она вздрагивала от каждого шороха.
Совершенно онемев от безвозвратности своего решения, она опустилась на заднее сиденье машины, а потом сидела в аэропорту, глядя на свое отражение в огромных стеклах. И вдруг Рафаэль появился перед ней, словно призрак.
Он был зол, он хотел знать, какого черта она делает. Изменилось ли бы что-нибудь, попроси он ее остаться? Покажи сочувствие, уязвимость? Неизвестно. Но его резкость только усилила ее решимость.
Ей надо было показать ему – она не изменит свое решение. Он должен уйти и оставить ее наедине с ее горем. И был только один верный способ сделать это.
Она все еще помнила выражение лица Рафаэля, когда она произнесла эти слова.
Механический голос объявил, что заканчивается посадка на ее рейс, и она, собрав волю в кулак и призвав на помощь все свои актерские способности, выпалила ему в лицо:
– Я не люблю тебя, Рафаэль, и никогда не любила. – И эти слова преследовали ее до сих пор.
– Я жду, Лотти.
– А я иду спать.
Она привстала, но Рафаэль схватил ее за запястье:
– Э, нет. Не сейчас. Пока мы не выяснили, что к чему. Я жду объяснений – что, черт возьми, было не так с нашим браком.
– А это надо объяснять?
– Вообще-то да. Я явно не в состоянии понять это самостоятельно.
– Прекрасно. – Если защита – лучшее нападение, она встретится с ним лицом к лицу. – Ты все время работал, а когда не работал, был где-то еще, занимался какими-то сумасшедшими вещами в одиночку и только для себя. После смерти Серафины у нас просто не было возможности и времени исцелиться. Моя жизнь превратилась в бесконечные процедуры ЭКО ради твоего драгоценного наследника, а когда они не сработали, ты просто отдалился и стал еще более холодным, чем обычно. Ты вообще не уделял мне внимания, никогда не проявлял желания поговорить со мной. Я чувствовала себя потерянной, одинокой, несчастной.
Проглотив подступившие рыдания, она закрыла лицо руками и почувствовала, как сотрясается ее тело.
А в ответ – тишина.
Сквозь пальцы она увидела лицо Рафаэля, настолько искаженное отвращением, что она поспешно отвернулась.
Лотти громко шмыгнула носом.
– Что ж, молчание – тоже ответ.
– И впрямь. – Его голос был холоден, как лед. – Разумеется, ты все верно поняла. Ты закончила? Или тебе хочется выплеснуть наружу что-то еще?
– В целом – да. Но кое-что осталось. – Его холодность и сарказм только подхлестнули ее желание сделать ему больно. Как он делает ей. – Наша сексуальная жизнь.
Рафаэль угрожающе прищурился:
– Продолжай.
– Что ж… Как ты можешь говорить, что думал, будто с нашим браком все в порядке, если ты месяцами пальцем ко мне не притрагивался? Когда ты понял, что ничего не вышло с ЭКО и наследника не будет, мы больше ни разу не легли в одну постель. Ты никогда не хотел заниматься со мной любовью, да что там, просто прикасаться ко мне. Как я, по-твоему, должна была себя чувствовать?
У Рафаэля был такой вид, словно его пнули ногой в живот, но Лотти вовсе не испытывала триумфа. Жгучая страсть, вспыхнувшая между ними в начале отношений, была такой всепоглощающей, что Лотти и представить не могла, что Рафаэль может так сильно от нее отдалиться. Это мучило ее и мучает до сих пор. Особенно после того, как она поняла, глядя на него за рабочим столом, что это чувство в ней сильно как никогда. Что ее тело просто жаждет прильнуть к его, заняться с ним любовью.
Тихо выругавшись по-итальянски, Рафаэль запустил пальцы в волосы:
– Просто невероятно, Лотти! Тебе хватает наглости говорить об этой ерунде, притворяясь, будто это я виноват в крушении нашего брака, когда мы оба знаем настоящую причину.
Они уставились друг на друга. Лотти ждала и боялась услышать, что он скажет дальше.
– Причина в том, что тебе попросту не было до этого дела. Не думаю, что тебя вообще это когда-либо заботило.
Лотти захлопнула дверь виллы и вышла на террасу. Стояла прекрасная свежая звездная ночь, но она не чувствовала холода. Ее тело все еще пылало после их стычки, болело от острых уколов его слов, ныло от всего, что вышло наружу в их жестоком разговоре. Океан непонимания и ошибок, смешанный с тоской, лежал между ними.
Уставившись невидящим взором на озеро, она почувствовала, как внутри зарождается тревога. Они не сделали ничего, чтобы разобраться в своих проблемах, найти выход, вместе справиться с трудностями, осмыслить свое прошлое, сделать выводы на будущее. Вместо этого они избегали разговоров на эту тему, а когда она все-таки всплывала, оба испытывали горечь и растерянность.
Ну и как на такой основе воспитывать ребенка?
– Вот и ты наконец.
В руках у Рафаэля позвякивали ключи от машины, когда Лотти наконец спустилась вниз. На нем были джинсы, белая футболка и прекрасно скроенный серый льняной пиджак, а на шее – серый кашемировый шарф. Настоящий итальянец.
– Надеюсь, я не заставила тебя долго ждать.
Лотти думала, что он огрызнется в ответ, но вместо этого Рафаэль уставился на нее, осматривая с ног до головы.
– Что-то не так? – Под его пристальным взглядом она ощущала дискомфорт.
Рафаэль продолжал молчать. Лотти оглядела себя со всех сторон. На что это он так смотрит?
Когда Рафаэль заявил за завтраком, что вечером они идут ужинать, сердце Лотти упало. Неужели их ждет еще один мучительный вечер, только еще хуже, потому что сбежать будет некуда?
Но, учитывая, что он сделал шаг навстречу, Лотти решила, что ей не стоит упрямиться. Вдруг им удастся избавиться от атмосферы горечи и обиды, в которую в последние дни погрузилась вилла. Кроме того, приятно нарядиться хоть раз и «выйти в свет», сменив вечные джинсы на красивое платье.
Она была шокирована, когда в первый день на вилле обнаружила не только свой маленький чемоданчик, присланный из палаццо, но и другой, больший по размеру чемодан с коктейльными платьями – остатками былой роскоши, напоминанием о прежней жизни. Жизни, в которую она погрузилась так стремительно, когда умер отец Рафаэля. Жизни, к которой у нее совсем не было времени подготовиться. Она почему-то решила, что Рафаэль избавился от всех ее нарядов – выкинул или собрал в кучу и сжег. Она бы не винила его. Доставая платья одно за другим, Лотти прикладывала их к себе, вспоминая женщину, которой она была когда-то. Которая носила эти прекрасные платья и стояла рядом с Рафаэлем на всех мероприятиях, понимая, что каждое из них, как бы оно ни называлось, всего лишь очередная пиар-акция. А по сути – деловая встреча, прикрытая красивым названием.
