— Чужое мнение для тебя ничего не значит?
— Ничего ты не понимаешь. Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.
— И ты можешь это доказать?
— Ладно, я на самом деле решительный, надменный и независимый. — Он пренебрежительно усмехнулся. — Но с последним пунктом я категорически не согласен. С чего ты взяла, что я дьявольски упрям?
Она торжествующе улыбнулась:
— Ты же наотрез отказываешься обсуждать проблем с Дримскейпом.
— А, вот оно что!
— Именно.
Он небрежно пожал плечами:
— В мире нет совершенства.
— Если не считать Уинстона, — поспешила добавит Ханна, опасаясь, что пес услышит последнее замечание и забеспокоится.
Последовала краткая пауза.
— В саду Митчелл сказал еще кое-что, — наконец признался Рейф.
Ханна оглянулась через плечо, пересыпая в чайник заварку:
— Что?
— Что мне пора жениться.
Почему-то у нее судорожно сжался желудок. Ханна надеялась, что причина — отнюдь не жареный лосось, съеденный за ужином. На вкус он был изумительным, но рыбные блюда часто оказываются коварными.
— А ты, конечно, запретил ему лезть в твою личную жизнь. — Ханна перевела взгляд на чайник, мысленно умоляя его закипеть побыстрее.
Рейф не ответил.
Чайник тоненько засвистел. Очень вовремя, решила Ханна. Радуясь возможности отвлечься, она торопливо залила заварку кипятком.
Спустя минуту она вздохнула с облегчением: наконец-то она успокоилась. Но, обернувшись, она застыла с неестественной улыбкой на губах: Рейф успел пройти в кухню и теперь стоял совсем рядом.
Слишком близко.
— Я не стал тратить лишних слов, — заявил Рейф, не сводя глаз с ее лица. — Но в целом ты права. Я дал ему понять, что буду жить так, как хочу.
— Как обычно.
— Да.
Совсем растерявшись, Ханна лихорадочно придумывала ответ, так и не придумала, прокашлялась и выпалила:
— Чего же ты хочешь?
— Прямо сейчас поцеловать тебя.
Ханна окаменела. По-настоящему страшно ей стало, когда она поняла, что разделяет желание Рейфа. Должно быть, он обо всем догадался по ее глазам.
Она облизнула губы и задала единственный вопрос, который имел значение:
— Почему?
— А разве для этого должны быть причины?
— Да. — Ханна попятилась, наткнулась на кухонный стол, завела руки за спину и оперлась на него. — Да, конечно. Особенно в такой ситуации.
— В какой?
— Ты… я… Дримскейп…
— А если выяснится, что у меня нет никаких причин, кроме желания поцеловать тебя?
— Важно другое, — осторожно объяснила она. — Какой бы ни была причина, она должна не иметь никакого отношения к Дримскейпу.
Рейф поднял руки и медленно сомкнул их на затылке Ханны. Его ладони приятно согревали кожу. Ханна почувствовала, как он силен, но поняла, что он умеет сдерживаться. Это сочетание взволновало ее.
Его большие пальцы легко скользили по коже у нее за ушами. Слегка приподняв подбородок Ханны, Рейф склонился к ее губам.
— Особняк тут ни при чем, — сказал он, почти касаясь ее губ. — Можешь поверить мне на слово.
На этот раз поцелуй был настоящим, а не мимолетным, ничего не значащим прикосновением, которым Рейф одарил Ханну восемь лет назад, проводив ее до дома. Ханна испытала именно то ощущение, которого ожидала, — потрясение.
Возбуждение всецело завладело ею, напоминая вспышку пламени от горящей спички. Пламя взметнулось вверх внезапно, яростное и неистовое. Источник жидкого огня находился где-то внизу живота Ханны. Она; слышала стук собственного сердца. Оно спешило так, что при других обстоятельствах Ханне был бы обеспечен экстренный вызов врача. Рейф не спешил.
Похоже на девичьи мечты, мелькнуло в голове у Ханны. Только девушки-подростки даже не представляют себе, какими бывают настоящие поцелуи. Их способны оценить лишь зрелые женщины, знающие, что чуткие пальцы и нежные губы у мужчин — большая редкость.
Рейф осторожно прижал ее к краю стола. Ханна ощутила сквозь ткань крупную выпуклость у него под брюками. А эта деталь в девичьих фантазиях присутствует редко.
Он склонил голову набок, провел ладонями по ее шее до груди. Ханну вдруг охватило нетерпение. Она с трудом отстранилась от края стола, впивающегося в ноги. Рейф пробормотал пару слов, за которые в общественном месте его, вероятно, арестовали бы. Скрыть желание он даже не пытался. Сознание того, что он жаждет ее, лишило Ханну остатков здравого смысла.
«Это всего лишь поцелуй, — думала она. — Что в этом плохого?»
Кто-то негромко застонал. Подумав, Ханна решила, что стонала она сама. Значит, самообладание она не сохранила. Но ведь это только поцелуй! Через минуту она напрочь забыла о собственном поведении. Значение имело только то, что она обвила обеими руками шею Рейфа.
И услышала хриплый стон. На этот раз стонала не она, а Рейф.
В его объятиях Ханна почувствовала, как быстро он теряет власть над собой. Сознает ли он это? А если он совсем потеряет голову? Но стоит ли думать об этом? Какое ей дело?
Пол под ногами Ханны покачнулся. Как в тумане, она поняла, что Рейф подхватил ее на руки, и задрожала всем телом.
Он замедлил шаг только для того, чтобы погасить свет, а потом унес ее из кухни в гостиную, где уложил на старый диван и лег сверху. Его губы заскользили по шее Ханны, она могла бы поклясться, что ощущает прикосновение зубов. Ее вновь охватил трепет возбуждения. Крепкое мужское тело вдавливало ее в подушки дивана.
Услышав скрежет собачьих когтей по дереву, Ханна на миг открыла глаза. В полутьме она разглядела Уинстона, торопливо поднимающегося на второй этаж. Очевидно, его смутило то, что творилось на диване.
Ей тоже следовало бы постыдиться, подумала она. Но с этим можно и подождать.
А пока ее тело пело изумительную мелодию. В последние годы она иногда улавливала несколько аккордов этой мелодии, но до великолепного финала ни разу не добиралась.
Ладони Рейфа проскользнули под ее свитер, легко расправились с застежкой лифчика. Когда он коснулся большим пальцем соска, Ханна чуть не вскрикнула. Она и не подозревала, что все ее тело приобрело необычайную чувствительность. Она очутилась в небывалой стране с размытой границей между острым наслаждением и болью.
— Я весь день мечтал об этом, — прошептал Рейф, уткнувшись в ее плечо. — Чуть не сошел с ума, пока дождался…
Он провел ладонью по изгибу ее бедра. Ханна почувствовала, что он расстегивает молнию на ее слаксах. События развивались стремительно. Даже чересчур. Но найти весомые причины, чтобы остановиться, ей не удавалось.
По лестнице снова затопотал Уинстон. Почему-то мысли о шнауцере образумили Ханну.