Вадим пожал протянутую руку и машинально ответил:
— Очень приятно. Вадим Глинский.
У Керзона брови поползли вверх.
— Вы думаете, я вас не знаю?!
Вадим засмеялся. Впервые за много-много месяцев.
Ему вдруг стало удивительно легко. Вадим и не заметил, как объяснил, почему задержался в артистической. Керзон широко улыбнулся:
— Я не Сусанин, но я вас выведу в лучшем виде. У вас машина далеко стоит?
— У меня нет машины, — ответил Вадим с такой примерно интонацией, как если бы новый знакомец спросил его, почему он не расправит крылья и не полетит домой прямо с подоконника.
Отношение к личному автотранспорту у Вадима все еще было мамино: если у академика, или полярника, или знаменитого писателя есть машина, то это — редкое исключение из общего правила. Обычный человек должен радоваться прекрасной возможности воспользоваться услугами лучшего в мире метрополитена.
— И как же вы домой доберетесь? — со все более возрастающим изумлением спросил Керзон.
— Как все. На метро, — сухо ответил Вадим.
— Ну, насчет всех — это как посмотреть, — загадочно пробормотал Керзон и предложил: — Позвольте, я вас довезу.
Вадим подумал и согласился. Он взял сумку и двинулся к выходу.
— А это? — Керзон указал на груды букетов, лежавшие на столе, стульях, подоконниках.
— Зачем? — Вадим пожал плечами. — Мне их и ставить-то некуда.
— Тогда я, пожалуй, возьму? Что ж добру пропадать!
Керзон заботливо собрал букеты и, почти полностью скрывшись за этим огромным разноцветным снопом, кивнул Вадиму на дверь, приглашая следовать за собой.
Они прошли по трем коридорам, спустились в подвал, поднялись по крутым ступенькам и через узкую дверцу вышли в переулок. Похоже, Семен Керзон знал здесь все ходы и выходы — как в прямом, так и в переносном смысле.
Через пару минут он подъехал на новеньком зеленом «Москвиче».
Семен хорошо знал Москву, добрались они буквально за четверть часа. Вадим заметил, что Керзон — хороший водитель, опытный, ловкий, но не лихач, солидный и осторожный. Веселый человечек, так вовремя оказавшийся за кулисами с бутылкой «Белого аиста» и граненым стаканом, все больше нравился Вадиму. Кроме того, странное происшествие на концерте сильно потрясло его воображение. Действие коньяка уже прошло, темный страх заползал в душу: вот он открывает дверь своей комнатушки, а там за столом сидит мама, проверяет тетради… Поднимает голову и радостно улыбается ему… У Вадима опять сдавило горло. Он откашлялся и пригласил своего нового приятеля на чашку чая: вняв совету тети Нюты, Вадим купил чайник и две чашки.
Керзон внимательно оглядел комнату и удовлетворенно закивал:
— Вот, значит, как живут заслуженные артисты.
Вадим пожал плечами:
— Я развелся. Квартиру разменял.
Керзон иронически усмехнулся:
— Он мне будет рассказывать… Чтоб вы знали, молодой человек, — а вы еще очень-очень молодой, — Керзон разводился трижды и трижды оставлял квартиру и все, что в квартире, жене и ребенку. Ну так что с того? Надо жить дальше и наживать новые квадратные метры, и чем квадратнее — тем лучше. Куда смотрит наше дорогое высококультурное министерство?
Вадим грустно улыбнулся, вспомнив, как впервые привез мать посмотреть новую квартиру.
— Министерство уже давало мне квартиру.
— Хотите сказать, что больше не даст? — понимающе подмигнул Керзон. — Ладно, пусть не дает. Сами возьмем. Купите кооператив.
Вадим поежился. По его мнению, чтобы купить кооперативную квартиру, надо было работать всю жизнь и еще немного. И вообще, все нормальные люди получали государственные квартиры. В покупке кооператива было, с точки зрения Вадима, что-то ненадежное и как бы не совсем приличное.
— Ну… — смущенно протянул он. — Конечно, когда-нибудь куплю.
— Да не надо когда-нибудь! — взволнованно воскликнул Керзон. — Не откладывайте на завтра то, что можно съесть сегодня! Слушайте, у меня на примете есть чудный дом в хорошем районе, не абсолютный центр, но и не Черемушки. Председатель кооператива мне хороший друг, почти родственник — он женат на моей первой жене. Он подберет вам приличную квартирку. Какую хотите — двух- или трехкомнатную?
Вадим озадаченно посмотрел на Семена.
— Я… э-э… у меня, — промямлил он, — у меня и денег таких нет. Да и не знаю я, как это все делается.
У него даже зубы заныли при мысли о хождениях по инстанциям, о ворохах бумажек, которые следовало собрать.
— Деньги будут! — махнул рукой Керзон. — Не в деньгах счастье, а в их количестве. А делать ничего не надо. Вы человек творческий, вам — искусство, а Керзону — Керзоново. Сделаем!
Вадим колебался. Разговор получался странный, нереальный какой-то.
Керзон проницательно взглянул на него и сказал совершенно серьезно, даже торжественно:
— Главное — захотеть. А вы хотите?
Вадиму вдруг показалось заманчивым захотеть чего-нибудь. Неважно чего. Хотеть — значит снова быть втянутым в житейский водоворот, снова испытывать радости и разочарования, предвкушение и исполнение желаний. Он кивнул, соглашаясь.
Через пару дней Керзон принес ему складно составленную бумагу, в которой Вадим обращался к руководству Госконцерта с просьбой выделить ему личного редактора, ввиду огромной концертной загруженности, длительных гастрольных поездок и еще чего-то там. Должность редактора, разумеется, была формальной, поскольку таких понятий, как менеджер или импресарио, в Советском Союзе просто не существовало.
— Но тут не сказано, что моим личным редактором будете вы, — заметил Вадим. — Может быть, вписать?
— Ни-ни! — возразил Керзон. — Они этого не любят — чтобы им указывали. Они сами решат.
— А вы уверены, что они решат, как надо?
— А вот это уж моя проблема! — засмеялся Керзон.
«Они» решили как надо. У Вадима появился личный редактор, сразу же принявшийся за дело. Оказалось, что Глинский во многом совершенно не разбирался. Например, в концертных ставках.
— Шестнадцать рублей за концерт! — возмущенно кричал Керзон. — Курам на смех! Я им скажу! Они меня долго будут помнить!
— Это высшая эстрадная ставка, — терпеливо объяснял Вадим.
— Высшая — двадцать семь рублей! — твердил Керзон.
Его упрямство выводило Вадима из себя.
— Двадцать семь — это филармоническая ставка, а у меня нет высшего образования, только специальное среднее.
— Да заслуженному артисту никакого образования не надо! Пусть он хоть в церковно-приходской школе два класса закончил — и того хватит. А за мастерство?!
— Что — за мастерство? — недоумевал Вадим.
