– Вы его видите?
Она устремила нетерпеливый взгляд на бронзовую статую женщины, высоко державшей пальмовую ветвь. Статуя возвышалась на холме и была видна с любой точки в городе.
– Вижу. – Вспыльчивость, о которой он говорил, снова взыграла. – Но я не настроена для игр или допросов, мистер великий герцог. Что вы знаете такого, чего не знаю я?
– Знаю, что в Нью-Йорке вы носили очки. Большие очки в квадратной оправе с толстыми линзами, которые вам не нужны ни вблизи, ни вдали. Вы зачесывали волосы назад, что крайне вам не идет, вместо того чтобы раскинуть их по плечам, как сейчас. Я знаю, что вы носили мешковатую одежду, пытаясь маскировать стройные бедра и, – его глаза оценивающе блеснули, – восхитительные груди.
Она медленно открыла рот при упоминании об очках. И открыла еще больше, когда он заговорил о волосах. И захлопнула, когда речь зашла о грудях. С трудом удержавшись, чтобы не скрестить руки на груди, попыталась разобраться в его речах.
Она ничего не могла возразить против одежды, сама удивляясь своему вкусу до того, как швырнуть костюм в мусорную корзинку этим утром. Но очки? Волосы?
Она потерла ладонями бедра, теперь обтянутые тесными дизайнерскими джинсами. Джинсы, босоножки, футболка с короткими рукавами не казались чем-то странным или неудобным. Но, судя по словам Дома, такая одежда ей не свойственна.
– Может, в Нью-Йорке вы видели настоящую меня, – предположила она с легким отчаянием. – Допустим, я не люблю привлекать к себе внимание.
– Может быть, – согласился он, не сводя с нее глаз. – Или существует причина, по которой вы не любите привлекать к себе внимание.
Она могла назвать несколько причин, причем ни одной особенно правдоподобной. Некоторые настолько смехотворны, что она немедленно выбросила их из головы. Просто не могла видеть себя в роли начинающей террористки или беглой грабительницы банков. Но было еще одно объяснение, от которого не так легко отмахнуться. То самое, о котором осторожно упомянул Дом.
– Возможно, ваше желание скрыть себя настоящую связано с личной травмой, как предположил доктор Ковач сегодня утром.
Она не могла отрицать такую возможность. И все же.
Она не ощущала себя травмированной. И очевидно, прекрасно жила до своего падения в Дунай. Была работа, которая отлично оплачивалась, судя по авансу, высланному Сарой. Она путешествовала, посетила Париж, Вену, Венгрию. Должно быть, в Штатах у нее квартира. Возможно, книги. Гравюры в рамках на стене. Или чернильный набросок.
На этом месте она остановилась. Подумала. Сосредоточилась на гравюре в рамке. Нет, не гравюра. Картина. Сцена на канале. Чуть затуманенные краски и свет, такой естественный, словно на воде пляшут солнечные блики.
Она видела ее! Каждую изящную черную гондолу, каждую оконную арку, обрамленную желтоватым камнем, каждый гребешок на зеленых водах лагуны.
– Разве Сара не говорила вам, что я поехала в Вену, чтобы разыскать картину? – встрепенулась она.
– Говорила.
– Венецианская сцена на канале.
Она безумным усилием воли цеплялась за изображение, стоявшее перед глазами.
– Автор… автор…
– Каналетто.
– Да!
Она вскочила со стула и осторожно отошла от перил.
– Давайте пойдем в комнату. Мне нужен ваш лэптоп.
Пряный запах паприки и тушеной говядины наполнял мансарду. Натали жадно принюхалась, но сразу направилась к лэптопу.
– Мне нужен пароль?
– Просто включайте.
– В самом деле?
Она опустилась в кожаное кресло и положила лэптоп на колени.
– Я считала, что 007 используют более надежную защиту.
Дом не потрудился объяснить, что вся электронная и цифровая корреспонденция, посланная в Интерпол или полученная оттуда, зашифрована так, что никто, кроме сотрудников агентства, ее не расшифрует. Впрочем, она вряд ли услышала бы. Ее пальцы уже нависли над клавишами.
– Надеюсь, у вас есть вай-фай, – пробормотала она, когда на посветлевший экран выплыла фотография борзой. Сплошной нос, блестящие глаза и обвислые уши.
Натали улыбнулась.
Прототип плюхнулся за задницу перед Домом и высунул язык в ожидании подачки.
Дом лениво налил ему в миску светлого пива и наблюдал, как Натали листает сайт за сайтом, посвященные итальянскому художнику XVIII века. Коп в нем то и дело возвращался к разговору на балконе. Он не поверил, когда она отрицала, что пытается скрыть свою природную красоту.
Определенно пыталась. Но замысел не сработал. Во всяком случае, не с ним. Несмотря на презрительное фырканье, уродливые очки и одежду старой девы, она пробудила в нем интерес с того момента, как открыла дверь квартиры герцогини. И едва не скрутила его внутренности в узел, когда вышла сегодня утром из душа в рубашке, приоткрывавшей бедра.
Теперь же…
Он крепче сжал бутылку «Пильзнера». Она должна увидеть себя его глазами. Каштановые волосы до плеч, пронизанные медовыми прядями. Свирепая сосредоточенность свела ее брови в прямую линию. Губы сжаты нераспустившимся бутоном.
Иисусе, Мария и Иосиф! Эти губы!
Проглотив стон, Дом глотнул пива и отдал остальное безумствующей от счастья борзой.
– Вам не следует давать ей пиво.
Он оглянулся. Вид у нее самый что ни на есть чопорный и неодобрительный. Может, это не маска? Может, в этом сексуальном теле есть что-то от монахини, уборщицы и распутницы?
Господи, как он на это надеялся!
Она довольно быстро нашла то, что искала. Дом все еще представлял пылкую встречу в душе, когда она завопила:
– Вот оно! Картина, которую я искала! Не пойму, откуда я знаю это, но знаю!
Он подошел и вгляделся в экран через ее плечо. Ее аромат, смешанный с запахом гуляша, ударил в ноздри. Дразнивший чувства. Волосы, нагретые солнцем. Кожа, слегка запыленная после дня, проведенного в городе. Слабый аромат шампуня.
Возбуждение исходило от нее, когда она читала все детали, обнаруженные в Интернете.
– Это одна из ранних работ Каналетто. Заказана венецианским дожем и захвачена Наполеоном как часть военной добычи после захвата Венеции в 1787 году. Предположительно, картина висела во дворце Тюильри, потом исчезла до или во время пожара в 1871-м. Картина исчезла почти на полвека, пока не обнаружилась в начале тридцатых в личной коллекции шведского промышленника. Он умер в 1953-м, и его жадные наследники выставили на аукцион всю коллекцию. И тут, смотрите!
Она ткнула пальцем в экран. Дом наклонился ближе.
– И тут ее приобрел агент великого герцога Карленберга.
Она развернулась, едва не свалив лэптоп. Лицо разрумянилось, глаза горели восторгом открытия.
– Великого герцога Карленберга, – повторила она. – Это ваш предок. Дальний.