— Ты права, Камилия, у тебя такое чуткое, такое доброе сердце, — отозвался благодарно Тони.
— Напиши письмо, а я отправлю его, — пообещала она. — В ближайшие дни ты будешь занят другим, тебе будет не до писем.
— Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали, — растроганно проговорил Тони. — Я бесконечно благодарен и тебе, Камилия, и твоим родителям.
Камилия надеялась, что он снова ее поцелует, но Тони встал и отправился к себе в комнату, сел и стал писать письмо. Через полчаса он спустился и вручил Камилии исписанный с двух сторон листочек, на другом был написан адрес.
С этим листочком Камилия отправилась на кухню к Ципоре. Мать принялась ругать Камилию, у которой дело дошло уже до поцелуев, но та слушала ее вполуха, пытаясь разобрать, что же написал Тони. Заинтересовалась письмом и Ципора, но ничего, кроме часто повторявшегося в письме имени Мария, они разобрать не сумели.
— Вот видишь! — воскликнула мать. — У него есть девушка, я тебе запрещаю с ним видеться! Счастье, что завтра он уйдет из нашего дома! Отцу я пока ничего не скажу, но берегись! Если только он узнает, что ты посмела влюбиться в человека чужой веры!..
Но что было до веры Камилии, когда перед глазами у нее стоял прекрасный Тони, а губы жег его поцелуй!
Тони переехал к Агостино. Художник был рад обществу приятного молодого человека, который оказался к тому же и небесталанным.
— А готовить ты умеешь? — поинтересовался Агостино. Тони отрицательно покачал головой.
— У нас дома всегда готовила еду мама, меня стряпня как-то не интересовала, — улыбнулся он.
— Придется научиться, — предупредил Агостино. — Питаться дома гораздо экономнее.
— Но вы же удивительный художник! — воскликнул Тони. — Неужели ваши картины не покупают?
— Картины художников покупают только после их смерти, — назидательно произнес Агостино. — Так что приготовься к полуголодному существованию.
Агостино заинтересовался, откуда Тони знает португальский язык, и Тони с удовольствием рассказал о своем дядюшке Джузеппе, который много лет прожил в Бразилии, а когда вернулся на родину, научил племянника говорить по-португальски. Тони с удовольствием рассказывал о дядюшке, он очень любил его. Рассказал о его политических пристрастиях, о тюрьмах, в которых тот сидел, об оставленной здесь дочери Нине…
Агостино слушал рассказ очень внимательно, Тони даже подумалось, что внимание его не совсем обычно.
— Я тоже был поначалу анархистом, — внезапно сообщил Агостино. — Правда, недолго.
— А мне дядюшка посоветовал не вмешиваться в политику, — признался Тони.
— Значит, к старости он поумнел, твой дядя Джузеппе, — улыбнулся Агостино. — В молодости я знавал одного Джузеппе, мы с ним вместе сидели в тюрьме.
— Неужели моего дядю? — изумился Тони.
— Вполне возможно, — уклончиво ответил Агостино. — Кто это может теперь сказать? Я даже остался ему кое-что должен и не прочь расплатиться с ним теперь. — Впрочем, там видно будет!
На этом удивительном признании разговор в тот день закончился.
Со следующего дня Тони принялся за работу, которую обычно выполняют ученики в мастерских: немного занимаются хозяйством, немного учатся у мастера, немного помогают ему, натягивая холсты на подрамники, иногда делая подмалевку.
После обеда в мастерской появилась Камилия.
— Я пошла в библиотеку за новыми книгами, — сообщила она, — и решила вас навестить.
С той поры она что ни день приходила в мастерскую и болтала с Тони. Агостино косо посматривал на молодых людей из угла, где работал. Предосудительного в их поведении ничего не было, но он знал, как огорчится Эзекиел, узнав, что его дочь влюбилась не в иудея. Агостино даже поговорил об этом с Токи, но тот, ласково улыбнувшись, спросил:
— Вы можете мне посоветовать, что делать? Вы хозяин мастерской, вы можете отказать сеньорине от дома. Я вынужден развлекать ее, когда она приходит в гости.
— И ты делаешь это с удовольствием, судя по вашему смеху.
— Сеньорина — красавица, и я думаю, что ее общество доставит удовольствие каждому.
Агостино нечего было возразить.
— Будь осторожнее, не переходи границ, — предупредил он, — вы ведь все равно не сможете пожениться.
Мысль о женитьбе даже не приходила в голову Тони, он знал, что несвободен, но тут впервые задумался и представил Камилию своей женой. Конечно, так, в шутку.
Через несколько дней Агостино вручил ему документы, и Тони посмотрел на него со слезами благодарности. Теперь он мог чувствовать себя полноценным человеком, мог свободно ехать, куда захочет, мог… Он мог все! Какое же это, оказывается, счастье — иметь документы, которые он так легкомысленно оставил тогда в порту в Неаполе!
Из благодарности Тони взялся продавать картины Агостино. Он выбрал несколько небольших и устроился с ними на углу улицы, предлагая прохожим замечательную живопись. Но первой покупательницей оказалась Камилия, которая подошла к Тони и выбрала для себя картину. Стоило ей купить одну, как люди стали останавливаться, смотреть, и потом одна за другой четыре картины было куплено.
Довольный Тони, зажав в кулаке деньги, отправился вместе с Камилией в мастерскую.
— Теперь я сделаю для сеньора Агостино все, что он пожелает, буду служить ему, как раб, — говорил Тони Камилии. — Ведь он сделал для меня документы. Теперь я полноправный, независимый человек. Но как он их сделал, я не представляю.
— Сеньор Агостино только передал тебе их, — сказала с милой улыбкой Камилия, — а сделал их для тебя мой отец и заплатил за них немалые деньги.
— Я непременно верну их, — пообещал Тони. — Он не пожалеет, что помогал мне.
Тони не знал, что еще сказать. Он даже почувствовал неловкость.
— Отец очень привязался к тебе, — объяснила Камилия. — Поэтому он старается тебе помочь.
— Вот увидишь, он в этом не раскается, я постараюсь оправдать его доверие, — повторил Тони.
Получив документы, он почувствовал себя счастливым в этом городе, теперь ему особенно нравился всегдашний шум, пестрая толпа на улицах, витрины. Он почувствовал себя жителем другой страны, которая вполне может стать его родиной.
Ципору беспокоила страсть дочери к книгам и ее слишком частые отлучки в библиотеку, тем более она не видела, чтобы Камилия так уж много читала. Она устроила дочери допрос и очень скоро добилась признания, что та ходит в мастерскую Агостино, потому что не может жить без Тони.
— Я буду за него бороться, мама, — решительно заявила Камилия. — Рано или поздно он будет моим.
Ципора похолодела. Пора было сообщать о происходящем Эзекиелу, пусть он включает свои знаменитые мозги.
