Когда я снова вышла в рабочую часть студии, там было тихо; ни осветителя, ни ассистентов… лишь блондинка-помощница аккуратно раскладывала перед зеркалом ярко освещенного гримерного столика кисти для нанесения макияжа.
Я села в кресло и скрестила ноги.
– Думаю, мы сосредоточимся в основном на глазах, – сказала блондинка, рассматривая меня в зеркале. – Сделаем их ярче. А больше вы ни в чем не нуждаетесь. Вы и так светитесь изнутри.
Она говорила обо мне, но не со мной, и все равно я покраснела.
– А эта блузка подходит? – спросила я помощницу, внезапно почувствовав волнение и неловкость, как будто декольте блузки было слишком низким или, может быть, недостаточно низким.
– Она чудесная, – ответила блондинка, перебирая кисти.
Похоже, она не слишком хорошо владела своим ремеслом, не говоря уже о том, что плохо чувствовала цвет. Вскоре я стала выглядеть несколько кричаще. Когда блондинка зловеще схватилась за тюбик с тушью для ресниц, мне пришлось остановить ее.
– Послушайте, я знаю, что для объектива необходимо чуть больше косметики, чем обычно, но не уверена, что эта помада мне к лицу.
Лицо блондинки вытянулось. Она явно нервничала.
– Обычно я сама подкрашиваюсь перед эфиром, – сказала я. – Вы не возражаете?
– Да! То есть я хочу сказать, не возражаю. Мы просто хотим, чтобы вы чувствовали себя абсолютно спокойной и сексуальной. – Блондинка глубоко вздохнула, явно испытывая облегчение.
– Но я просто… я хочу выглядеть как всегда, быть собой.
– Верно, отлично, – кивнула блондинка, отступая в сторону.
А я стерла часть плодов ее энергичных усилий и заново наложила косметику, на свой лад.
Почему такой человек, как Эрик, держит столь непрофессиональную гримершу? И почему мне показалась зловещей возникшая вокруг тишина? Я вскочила с вращающегося кресла и заглянула за перегородки, ища Эрика или хоть кого-нибудь. Эрика я нашла изучающим свет на большом зеленом экране, таком же, какой всегда имеется в студии новостей; на него проецируют городские пейзажи.
– А, вот и вы, – сказал Эрик. – Можем начинать?
Эрик с профессиональной уверенностью расположил меня так, как я должна была выглядеть на рекламном фото: я сидела на табурете, а локтем опиралась на какую-то подставку. Эрик ничуть не смущался, он клал руки мне на плечи, поворачивая меня так и эдак. А я… я наслаждалась этим. Я воспринимала все как нечто… почти расслабляющее.
– Вот так хорошо. Правильная поза. Да, отлично, – пробормотал Эрик в видоискатель. – Теперь сложите руки, ага, так. Плечо на меня. Чудесно. То, что надо. Чудесно. Просто чудесно. Весьма. Весьма.
Я позировала перед его объективом так же, как делала это миллион раз прежде, и в то же время я позировала… ну, немножко для Эрика. Он как будто пробуждал во мне некую чувственность и отвагу.
– Замечательно, Соланж. Попробуем другой наряд.
– Да. Сейчас.
Я умчалась (умчалась!) обратно в спальню и надела красную мерцающую блузку, чтобы тут же вернуться на свое место перед зеленым экраном. Все это было как-то по-девчоночьи, головокружительно, слишком смахивало на съемку моделей. Я по-настоящему веселилась.
Я запрыгнула на высокий табурет, а Эрик сосредоточился на перемене освещения. Он встал передо мной, ужасающе близко, чтобы поправить прядь моих волос… ну, просто поправить. Когда он фотографировал, глядя на меня через видоискатель, я чувствовала себя прекрасно. Однако теперь Эрик смотрел на меня сверху вниз так, как мужчина смотрит на женщину, он слегка изогнулся, держа в одной руке массивную фотокамеру, словно та ничего не весила, а другой почесывая затылок, и я чуть не свалилась с табурета.
– Вы очень естественно выглядите в объективе. Я хочу сказать, это очевидно, когда вы работаете. Но вас еще и очень легко фотографировать. Отлично получается под любым углом.
Клик-клик-клик…
– Спасибо. Да, понимаю, – сказала я.
Не заходил ли он слишком далеко? У меня было именно такое ощущение, но я невольно чувствовала себя польщенной.
– Я не хотел вас как-то задеть.
– Задеть? Ну что вы, я ничуть не задета, – возразила я. – Думаю, просто я иной раз сопротивляюсь комплиментам.
– Почему?
Клик-клик-клик…
Эрик двигался взад-вперед передо мной со своей камерой, то и дело пересекая поле моего зрения, как маятник.
– Не знаю. Наверное, мне просто хочется, чтобы меня воспринимали серьезно.
Он сделал еще несколько снимков, на этот раз подойдя ближе.
– Вы думаете, если женщина сексуальна, то ее не воспринимают всерьез?
– Конечно, – кивнула я. Но сама-то я верила в это?
Эрик улыбнулся в видоискатель.
– Я лучше себя чувствую, когда рядом нет моих коллег по работе, – призналась я.
– Люди наедине с собой менее сдержанны. Им легче быть собой. Поэтому я и предпочел сделать ваш групповой снимок именно таким образом. Потом соединю вас всех в «Фотошопе». Так, мне хочется еще поснимать, пока солнце светит, – сказал он, всматриваясь в меня поверх камеры, и прядь его волнистых волос упала на серые глаза.
Я обратила внимание на длинные тени, скользившие по деревянным доскам пола. День подходил к концу. Я также заметила вдруг, что светловолосой помощницы нигде не видно, а из скрытых динамиков льется тихая джазовая музыка. Мы что, остались здесь одни? Я прижала ладонь к животу, ощущая легкое головокружение, возможно, от голода. Где тут столик с бутербродами-канапе? Вроде бы Марша о них упоминала?
– Соланж, мне бы хотелось увидеть вас в чем-нибудь таком, что вы не надеваете на работу.
Что?!
– Ох! Ну, я не взяла ничего такого, кроме…
– В чем-нибудь таком, что проявит ваше истинное «я». Не рабочее. – Он пристально посмотрел на меня, как будто бросал некий вызов.
– Я уже сказала, что не принесла каждодневной одежды. Зачем?
И тут началось нечто странное.
– У меня есть кое-какие вещи, которые вы могли бы примерить. Они висят в моей спальне. Посмотрите, вдруг вам что-нибудь понравится.
Какого черта?!
Но Эрик совершенно беззаботным тоном добавил:
– Если, конечно, ты принимаешь Шаг.
И тут же он щелкнул затвором фотокамеры, без сомнения запечатлев отразившееся на моем лице изумление. В комнате стало совершенно тихо, лишь что-то едва слышно поскрипывало наверху. Да еще мое сердце оглушительно колотилось в груди.
– Так вы из тех мужчин, которые…
Эрик кивнул с абсолютно безмятежным видом. Он задумчиво посмотрел на меня, опустив фотоаппарат.
