– Я-то уж точно воспринимаю тебя сейчас очень серьезно, – сказал Эрик, направляя на меня объектив.
Клик-клик…
– Могу я спросить? А почему ты занялся этим?
– А почему ты спрашиваешь? – ответил он вопросом, посмеиваясь.
– Непохоже, чтобы у тебя были проблемы с женщинами.
Куда меня несет? Журналистка готова уничтожить всю химию секса.
– Проблем нет, да. Женщины кругом. – Клик-клик… – Но с другой стороны, я встречаю не так уж много женщин, – добавил Эрик. – Как насчет такого… Вместо того чтобы объяснять тебе на словах, почему я за это взялся, позволь мне показать тебе.
От этого предложения у меня голова пошла кругом.
– Давай начнем с халата. Сбрось его, Соланж. А потом просто не обращай на меня внимания. И расслабься, откинься на подушки.
Может, потому, что Эрик теперь не просил, а приказывал, а может, потому, что свет понемногу угасал и в секции с подушками стало весьма уютно, я обнаружила, что уже стягиваю с себя махровый халат и отбрасываю его в сторону. Я легла на бок, оперлась на локоть в черном прозрачном платье, прижимая вторую ладонь к животу, продолжавшему бурлить.
Сначала я не понимала, куда смотреть, как держаться. А потом… потом начала расслабляться. Я закрыла глаза и откинулась спиной на подушки. После того как я несколько минут потягивалась и устраивалась поудобнее, Эрик плюхнулся рядом со мной, держа камеру. От него замечательно пахло, это был глубокий запах цитрусов и мускуса. Теплая рука Эрика задела меня, когда он наводил видоискатель, выбирая ракурс.
– Я хочу, чтобы ты увидела себя.
И я увидела… Ну, может, это был кто-то другой, похожий на меня, теперь купавшийся в ослепительном свете. Моя кожа словно стала светиться, бархатные тени подчеркивали изгибы моего тела. А потом я увидела темные соски, прижимавшиеся к тонкой ткани. Я закрыла видоискатель ладонью, мой пульс просто сходил с ума.
– Вау! – воскликнула я. – Ты ведь понимаешь, что из-за моей работы ты должен будешь уничтожить эти кадры.
Эрик улыбнулся:
– Я хотел, чтобы ты увидела то, что вижу я, когда на тебя смотрю. Давай-ка еще кое-что сделаем, – добавил он, садясь рядом со мной.
И тут я ощутила знакомую тяжесть, некую боль в животе пониже пупка. Я начинала возбуждаться. То, что я набралась храбрости и открылась перед кем-то другим, завело меня.
– Теперь становишься чуть более дерзкой? – (Я кивнула.) – Хочешь примерить что-нибудь еще? Или что-нибудь снять с себя?
Да уж, вот это выбор!
– Я… я посмотрю, что там еще есть, на той вешалке, – сказала я, не зная толком, хочу ли задержать события или поторопить их.
Но разве это имело какое-нибудь значение? Я уже втянулась.
Я буквально рысцой помчалась в спальню и принялась изучать наряды, чувствуя себя уже куда как смелее. Я выбрала светло-розовый бюстгальтер, отделанный серыми лентами, и парные с ним трусики. Бюстгальтер приподнял и выставил напоказ мою грудь, чего я обычно никогда не делала. Я накинула подходивший к белью серый прозрачный пеньюар и решила, что лучше остаться босиком. Именно поэтому Эрик не услышал, как я подхожу к секции за перегородкой; он уже возился с фильтрами и устанавливал нечто вроде экрана перед осветительной аппаратурой.
Он поднял голову. Я уронила руки вдоль тела, позволив пеньюару распахнуться, чтобы Эрик увидел меня целиком.
Смелость.
– Прекрасно, – прошептал он и кивком предложил мне снова занять позицию в секции.
Его взгляд не отрывался от меня, пока я устраивалась среди подушек. Когда он подошел ближе, я перевернулась на спину и посмотрела ему прямо в глаза. Эрик стоял надо мной, его камера то и дело щелкала, делая кадр за кадром.
– Распахни пеньюар пошире, – велел Эрик низким настойчивым голосом. – Так, хорошо. А теперь проведи руками вдоль тела.
Закрыв глаза, я позволила рукам соскользнуть с груди и погладить бока.
– Да, вот так. Да.
Я медленно погладила живот и остановилась возле трусиков. Я открыла глаза и снова встретила взгляд Эрика. Он стоял на коленях рядом со мной. Протянув свободную руку, он сжал мои пальцы и подсунул их под эластичный край трусиков, понуждая касаться себя более интимно. Я так и сделала, сама изумившись тому, насколько я стала мокрой.
– Скажи, что ты сейчас чувствуешь, – попросил Эрик, теперь уже едва ли не оседлав меня и продолжая щелкать затвором фотокамеры.
Смущенная, я откинулась назад, прижала лицо к подушке, лежавшей рядом со мной, но все равно мои пальцы продолжали двигаться под шелковыми трусиками.
– Я… промокла, – наконец пробормотала я. – Очень.
– Да? Покажи мне, – сказал Эрик, глядя на мою руку.
Я замялась.
– Эти снимки. Ты не можешь… – предостерегла я Эрика.
– Они твои. Не тревожься. Когда мы закончим, ты все заберешь. Обещаю. Помни, любовь моя, – «Смелость»!
Я спустила трусики вниз, стянула их и швырнула на пол. Сжав колени, я положила ладонь между своими бедрами и снова отвернула голову. Я просто… я просто поверить не могла, что делаю такое! Марша была бы в шоке. Не говоря уж о Джулиусе.
Эрик устроился в конце секции, в которой мы находились. Когда я раскинула ноги, он начал щелкать затвором, зачарованно делая кадр за кадром. Мои руки двинулись в обратную сторону. Я сняла серый пеньюар. Потом, выгнувшись, расстегнула бюстгальтер и забросила его через плечо. Вместо чашечек бюстгальтера на грудь легли ладони, и я вдруг обнаружила, что сжимаю собственную грудь и извиваюсь, настолько завела меня реакция Эрика.
– Так, так, Соланж… то, что надо… – бормотал он, придвигаясь ближе.
Я села, внезапно окончательно осмелев:
– А как насчет тебя, Эрик?
Он остановился и водрузил фотоаппарат обратно на штатив, стоявший рядом с нами, настроил его так, чтобы объектив смотрел на нас, щелкнул каким-то переключателем.
– Снимем это на видео, хорошо?
Я сделала глубокий вдох. Смогу ли я? Да. Смогу. Я кивнула, и Эрик наконец отпустил фотокамеру, которая, как я только теперь поняла, была одновременно и видеокамерой. Он через голову снял футболку, явив великолепный торс.
– Все сними, – сказала я. Это действительно был мой голос, и слова вырвались из моего рта. Вот уж воистину смелость.
Эрик весело улыбнулся, расстегивая джинсы, и лишь на мгновение приостановился, чтобы достать из переднего кармана презерватив и бросить его на покрывало рядом со мной. Для такого крупного человека он был на удивление поджарым. И у него было несколько шрамов, и прежде всего бросался в глаза тот, что находился ниже грудной клетки. Эрик увидел, что я смотрю на этот шрам.
