Конечно, можно надеть зимние кроссовки, но они не подошли бы под пальто. Можно надеть пуховик, но… это будет неизящно. Гувернантки в приличных домах такое не носят.
Марианна горестно покачала головой, вздохнула, и честно призналась себе, что на самом деле она просто не хочет появляться перед элегантным Аракчеевым в образе рыночной торговки.
И поэтому налила в тазик воды и взялась за сапоги. Пока споро протирала обувь влажной тряпкой, судьба нанесла еще один удар: позвонила бабушка.
– Марианна, ты в порядке? – строго поинтересовался в трубке бабушкин голос. – Я за тебя беспокоюсь. Тебя весь вечер не было дома, твой телефон не брал звонки. Пришлось звонить на домашний. Квартирная хозяйка сказала, ты на больничном. Почему тогда не сидела дома? Куда тебя понесло?
– В аптеку, – пробормотала Марианна, осторожно протирая кожу сапога насухо и думая, успеет ли отполировать его кремом.
– Так долго ходила в аптеку? – не поверила бабушка. – Марианна, скажи правду. У тебя завелся молодой человек? Кто он? Зачем он тебе?
Марианна врала редко, но за эти два дня она выполнила и перевыполнила норму за год, и потому решила уклониться от ответа.
– Ба, извини, мне пора бежать на работу. Перезвоню вечером.
– Ты приедешь домой на выходные?
– Не знаю. У меня дела...
– Ну какие у тебя могут быть дела, Марианна! – возмутилась бабушка. Она считала, что ее внучка занимается в городе ерундой. Марианна знала, что в этот момент бабушка сидит в кресле, спина прямая, губы неодобрительно поджаты, очки приспущены на кончик носа – именно такой видели перед собой ее ученики и боялись до одури. Нинель Владимировна всю жизнь преподавала в поселковой школе биологию и химию и была самым уважаемым педагогом.
Нинель Владимировна редко улыбалась и никогда не хвалила учеников – «чтобы не распустились». Самая частая оценка в ее классных журналах была тройка. «На пять знаю только я, – веско поясняла Нинель Владимировна. – Четыре нужно заслужить. Вы не заслужили». И ученики покорно соглашались – нет, конечно, не заслужили, куда им, бестолочам!
Перед ней трепетали, ее слушались с полуслова. Того же она требовала и от собственных детей и внучки. Когда они своевольничали, она их наказывала – нет, не била, и в угол не ставила, и даже голос не повышала. Отчитав нотации, Нинель Владимировна поджимала губы, замыкалась в ледяном молчании, начинала напоказ каждый час измерять себе давление, морщиться и прикладывать руку к сердцу. Марианна этих педагогических приемов насмотрелась достаточно, как до этого насмотрелись ее мать и тетя.
Обе дочери Нинели Владимировны, достигнув совершеннолетия, сбежали из дома.
Старшая, Зоя, выскочила замуж и укатила на Дальний Восток. Младшая, Алла, отправилась учиться в Москву, а через год вернулась с Марианной. Надо отдать Нинели Владимировне должное: она разгневалась, но непутевую дочь на мороз не выставила. Освободила ее от обузы, дала ей вернуться в Москву и строить там карьеру. Возможно, поняла, что одной жить скучновато, а дочь стала слишком уж строптивой. Внучка же – чистый лист...
Марианна, хоть и пыталась порой бунтовать, выросла совестливая и послушная. Далеко и навсегда сбежать не смогла, и исправно каждые выходные приезжала домой, чтобы получить от бабушки порцию наставлений и критики.
Как выяснилось, сегодня Нинель Владимировна звонила Марианне не только потому, чтобы покритиковать и понаставлять.
– В нашей школе освободилась вакансия учителя английского. Зинаида Петровна ушла на пенсию. Я попросила никого не брать. Возвращайся и устраивайся. Я смогу за тобой присматривать на работе, что-то подсказать, чем-то помочь. С моим-то опытом и стажем…
– Ба…
– И ты не будешь жить одна, с чужой квартире. Увольняйся прямо сейчас и возвращайся. Ничего страшного, у вас в городе тебе быстро найдут замену, не такой уж ты ценный кадр.
В какой-то момент Марианна даже засомневалась. Немного дрогнула. Вот как просто можно махом уладить все проблемы – вернуться домой, к бабушке! Жить в своем доме, где всегда будет ждать завтрак, обед и ужин. Где ничего не нужно решать самой – бабушка знает, как лучше.
Она вспомнила, как все было раньше, представила, как все будет, и сказала:
– Извини, не выйдет. Я только что нашла новое место, прохожу стажировку. Потом расскажу. Все, ба, пока, бежать надо! – она нажала «Отбой», выключила звук звонка и постаралась сосредоточиться на том, как пройдет ее первый день в доме Петра Аркадьевича.
После разговоров с матерью и бабушкой у нее портилось настроение, а сегодня допустить этого было никак нельзя. К ученице нужно явиться солнечной и уверенной в себе.
12
Марианне на этот раз повезло с такси. Шофер был молчалив, нелюбопытен, самодостаточен, кокосовыми ароматизаторами для салона не злоупотреблял.
К «Лопухово-Парадиз» он подъехал по отдельной дороге, минуя другое Лопухово – серое, насквозь пролетарское.
Поднялись автоматические ворота, машина с шиком заехала на территорию усадьбы по адресу Вишневая, 17 и затормозила на пятачке подле въезда в гараж.
Марианна вышла, чувствуя себя героиней фильма. Неспешно поднялась на крыльцо и нажала кнопку звонка. И, что странно, волновалась при этом сильнее, чем вчера.
Отзвучал «Марш» из «Щелкунчика», дверь открыла экономка Валентина и приветствовала Марианну. Удовольствия от новой встречи в ее голосе не было. Возможно, она жалела, что вчера на кухне позволила себе расслабиться в присутствии репетиторши и наболтала лишнего.
Несмотря на раннее утро, она уже была причесана, накрашена, разодета и полна достоинства – теперь Валентина была на службе и в образе.
Когда Марианна вошла, экономка острым взглядом посмотрела на ее обувь, но в этот раз придраться было не к чему. Тем не менее она выдала ей тапочки – по размеру, изящные, со строгим логотипом. Видимо, купленные в каком-то фирменном магазине. Не исключено, что сам Кристиан Лабутен приложил руку к их дизайну.
– Раз вы будете проводить здесь целый день, то вам, возможно, будет удобнее в собственной домашней обуви, – очень прозрачно намекнула Валентина.
– Несомненно, – пробормотала Марианна, пристраиваясь на кушетку, чтобы стянуть сапоги. – Завтра привезу свои шлепанцы. Даша уже ждет меня? А Петр Аркадьевич?
– Петр Аркадьевич пьет кофе на кухне. Он очень торопится, но хочет переговорить с вами перед тем, как вы подниметесь к Даше, – сообщила Валентина замороженным тоном.
– Доброе утро, – заявил звучный баритон, и в коридоре появился хозяин дома собственной персоной.
– Доброе утро, – поздоровалась в ответ Марианна и быстро глянула на него.
Он прислонился плечом к косяку, отхлебнул из белоснежной кружки и стал наблюдать, как Марианна стеснительно натягивает тапочки. Как назло, тапочки никак не хотели натягиваться – что-то мешало ступне скользнуть внутрь.
Марианна вытряхнула бумажные комки, которые вставляют в обувь для поддержания формы, потом наконец-то обулась, и все это время Петр Аркадьевич пристально изучал ее тонкие щиколотки. Она держала лицо опущенным, но чувствовала его взгляд очень ясно.
Кажется, он все же разглядел в ней не только педагога. Это хорошо или плохо?
Впрочем, он возможно лишь оценивает, пригодны ли новые тапки с точки зрения техники безопасности, и не грозит ли учительнице вновь поскользнуться и сверзиться с лестницы.
– Я готова, – она поднялась, держа перед собой саквояж двумя руками, как скромные отличницы держат портфель.
Петр Аркадьевич пробежал по ее фигуре внимательным взором, оценил длинную юбку, наглухо застегнутую рубашку, стянутые в пучок волосы. Кажется, остался доволен.
Марианна тоже смотрела на него во все глаза. Она и забыла за ночь, какой он… фактурный.
Подтянутая худощавая фигура, уверенные жесты. Русая прядь небрежно, но в то же время элегантно падает на лоб. Губы, как у древнеримского полководца.
Ну как тут не восхищаться! Ей было бы проще, будь он одет по-домашнему – даже вчерашний кашемировый пуловер куда ни шло!
