На самом деле он не думает о словах, слетающих с его губ. Не думает о Сэме или о том, что за могилой его матери хорошо ухаживают. Он прижимается ко мне, как я прижимаюсь к нему, словно наши души — чертовы магниты, неспособные сопротивляться сильному притяжению другого.
Я качаю головой, не готовая повернуться лицом к этому призраку, разрушившему мое сердце.
— Спасибо, Сэм. Мне действительно пора идти. Я зайду после того, как поговорю с людьми в похоронном бюро.
Прохожу мимо священника, сжимая обеими руками лямки сумочки, уставившись в землю и боясь поднять глаза. По крайней мере, теперь у меня в руках ключи. Арендованная машина пищит, когда я открываю ее. Протягиваю руку, чтобы открыть водительскую дверь, но другая рука оказывается там раньше моей, дергая за рычаг.
— Южные манеры не умерли, знаешь ли?
Поднимаю взгляд, и лицо Каллана оказывается так близко к моему. Его темно-карие глаза такие же, какими я их помню — глубокие, как бесконечная тьма, которую видишь, когда смотришь на дно колодца. Это может показаться романтичным, но это не так. Скорее нервирует. Как будто ты смотришь в вечность и, если рискнешь подойти слишком близко к краю, можешь просто упасть. Упасть в бездну. Когда я в последний раз заглядывала на его страницу в Facebook, ненавидя себя каждую секунду, у него была густая борода, которая ему шла. Но, должно быть, недавно он ее сбрил. Теперь на подбородке темная щетина, длиной всего в несколько миллиметров.
Ямочки, которые всегда были на его щеках, все еще там, и на самом деле стали глубже со времен средней школы. И эти губы, губы, которые с поразительной интенсивностью целовали меня в первый раз, все еще полные и покрасневшие. Они кривятся в нечестивой ухмылке, когда взгляд Каллана изучает мои черты, без сомнения вспоминая мельчайшие детали моего собственного лица.
— Эй, Синяя птица, — шепчет он. — Я думал о тебе.
Боже, не могу быть так близко к нему. Требуется столько усилий, чтобы отодвинуться. Но по иронии судьбы, то, как отклоняю плечи, смотря на него, означает, что моя спина автоматически выгибается, и я оказываюсь прижата грудью к его груди. И ничего не могу с этим поделать. Независимо от того, что происходит, мне всегда было труднее всего отрицать то, как реагирует мое тело, когда я рядом с этим человеком.
Каллан такой же, каким был всегда, и все же очень изменился. Боже, понятия не имела, что буду помнить или чувствовать так много, когда буду смотреть на него вот так. Я не готова к этому, просто не готова. Все это слишком тяжело.
— Привет, Каллан, — шепчу я. — Мне нужно идти.
Он качает головой.
— На самом деле нет.
— Мне нужно быть в другом месте.
Он снова качает головой, но ничего не говорит.
— Мне тоже пора, — говорит Сэм, совершенно не обращая внимания на напряжение, которое вот-вот пробьет дыру вселенских масштабов на парковке Сент-Региса.
Ни я, ни Каллан не смотрим на Сэма, когда он прощается и уходит, садясь в одну из припаркованных машин и уезжая. Мы просто стоим очень-очень тихо, глядя друг на друга.
— Ты собираешься что-нибудь сказать в ближайшее время, Синяя птица? — шепчет он.
Мой язык прилип к небу, отказываясь функционировать. Мне приходится выдавливать слова изо рта, когда каждая частичка меня хочет молчать вечно. Последние слова, которые я сказала Каллану Кроссу, были: «Не ходи за мной. Прости. Прощай».
Если скажу что-то еще, мои последние слова изменятся. Я приняла на себя всю тяжесть своей последней просьбы, когда бежала из его дома, спотыкаясь от боли снова и снова, чувствуя себя слабой и потерянной, и ненавидела себя за то, что сказала ему не приходить и не искать меня. Но теперь, когда в состоянии изменить это, не знаю, должна ли это делать. Годы, прошедшие с тех пор, как я покинула Порт-Ройал, были тяжелыми, но я выжила. Справилась с этим. Если хоть слово скажу Каллану сейчас, мне снова будет больно. Это почти гарантировано. А я больше никогда не выдержу такой боли. Просто не смогу.
Сглатываю, глядя на его руку, которая все еще лежит на ручке дверцы машины. Мой желудок сжимается, когда вижу черные линии каракулей, отмеченные на его коже.
Знакомые. Очень знакомые. Крошечная птичка в полете, быстро нарисованные линии, едва разделяющиеся местами, нанесенные на поверхность быстро и почти без раздумий. Я рисовала этих птиц повсюду. Не задумываясь, протягиваю руку и беру его за локоть, чтобы получше рассмотреть. Конечно, это одна из последних вещей, которые когда-либо рисовала на нем.
— Что... что это за чертовщина? — спрашиваю я.
Каллан отдергивает руку, торопливо прикрывая рисунок рукавом. Он смотрит вдаль, прищурившись. Теперь между его бровями появились тонкие морщинки, которых раньше не было. Интересно, они там появились из-за стресса или просто от времени, ускользнувшем между нашими пальцами?
— Это все, что ты оставила мне, — тихо говорит он. — Я должен был попросить татуировщика добавить кого-нибудь, стреляющего в эту чертову штуку в небе, верно? Возможно, там должно было быть много крови. Это было бы лучшей иллюстрацией.
— Тебе не следовало ее делать.
Вздрагиваю, глядя на татуировку, которую он сделал из моих каракулей, ненавидя тот факт, что он проследил ее линию за линией. Это был беспорядочный, торопливый момент, когда я отвлеклась, пытаясь сказать ему что-то ужасное. После того, как отсутствовала две недели в Нью-Йорке в институте изящных искусств. По крайней мере, так думал Каллан.
— Почему нет?
Каллан прислоняется к машине, не давая мне открыть дверцу. Преградить мне путь — это хорошо продуманный ход, чтобы остановить меня от бегства, но он делает вид, что просто устраивается поудобнее для разговора. Чтобы могли наверстать упущенное, как старые друзья.
— Потому что. Предполагалось, что ты забудешь обо мне. Ты не должен был получать постоянное напоминание.
— Это то, что ты сделала? Забыла обо мне? — Каллан никогда не был тем, кто смягчает свои слова. Он пристально смотрит на меня, связывая нас этой яростной связью, которая заставляет мои пальцы сжиматься в туфлях. Он улыбается невеселой, несчастной улыбкой. — Я так и думал. Тебе не нужна была татуировка, чтобы преследовать меня каждый чертов день. — Он поднимает руку, все-таки показывая мне оскорбительные чернила. — Не хотел, чтобы меня мучили воспоминания о прошлом, Корали. Для этого у меня есть собственный мозг. Я не смог бы забыть о тебе, даже если бы попытался. Моря могли замерзнуть. Небеса могли обрушиться на землю. Время могло остановиться, но я никогда не смог бы забыть о тебе. — Он втягивает нижнюю губу в рот, прикусывая ее так же, как всегда, и весь мой мир вращается вокруг его оси.
Я все еще не выкинула этого мужчину из своего сердца. Никогда забывала его. И никогда не забуду.
Но не могу быть с ним.
Я кладу свою руку поверх его, крепко сжимая.
— Мне нужно идти, Кэл. Мне очень-очень нужно идти.
Он опускает подбородок на грудь и смотрит на меня из-под нахмуренных бровей, сузив глаза.
— Мы не в последний раз видимся, Синяя птица. Мы будем сталкиваться друг с другом в течение следующей недели или около того. Порт-Ройал — маленький городок. У нас общие друзья.
— Были, раньше. Я больше никого здесь не знаю.
— Так вот оно что? Ты не собираешься встречаться с Шейном или Тиной?
Когда он произносит их имена, у меня в груди словно взрываются бомбы. Я так давно не думала об этих ребятах. Не хотела по ним скучать. Но как только Каллан упоминает о них сейчас, меня захлестывает волна ностальгии.
— Я так не думаю, Каллан. Не думаю, что это хорошая идея.
Каллан корчит гримасу, на его лице отражается гнев и недоверие.
— Это полная хрень. Эти ребята были рядом с тобой в свое время. Они скучают по тебе, не видели тебя больше десяти лет, а ты даже не собираешься навестить их?
— А какой в этом смысл? Человек, которого они знали давным-давно, мертв и похоронен. Она умерла тысячью ужасных, мучительных, душераздирающих смертей, прежде чем в конце концов просто не вернулась к жизни. Теперь они меня даже не узнают.
