слишком непонятно. Он буквально подобрал меня на улице и вдруг такая забота. Чудес не бывает – ЛенСанна постоянно это повторяла.
"Никому не верьте, особенно мужчинам. Увы, среди них больше плохих, чем хороших"
Я посмотрела на Беркута из-под подозрительно опущенных бровей. Он хороший или все-таки плохой?
Судя по поступкам – второе, но нет ли за всем этим двойного дна, до которого мы пока еще не добрались?
Подозрительность и наоборот – крайняя доверчивость, отличительная черта всех детдомовских детей. Кто-то верит всем и каждому, кто проявляет мало-мальское участие к их жизни, а кто-то, как я, сразу же начинает искать подвох. Уроки жестковатой на язык, но доброй директрисы детского дома, не прошли для меня даром.
– Может, вина? – словно между прочим спросил Роман, демонстрируя запечатанную бутылку из темного стекла.
Ну вот теперь все ясно! Он хочет меня споить! Споить чтобы… Чтобы что? Этого я не знала, но предложение его мне сразу не понравилось.
Вот знала я, что что-то здесь не чисто. Знала!
– Я не пью, – буркнула под нос. – Ни разу даже не пробовала.
– Вообще никогда?
– Вообще.
Он удивился, это было заметно, но никак свои мысли по данному поводу не прокомментировал. Убрав бутылку обратно в бар, сел напротив и выверенным движением открыл коробку – кухню сразу же окутал аромат курицы и специй. Рот наполнился слюной, но к своей порции я даже не притронулась. Он же наоборот: подцепил палочками золотистую лапшу и с большим аппетитом съел. А потом поднял глаза и увидел, что я сижу недвижимая.
– Ешь, – жуя, кивнул на мою коробку.
– Я не умею пользоваться… – и опустила взгляд на палочки, – … этим. В детском доме было не до деликатесов.
– А почему сразу не сказала? – поднялся и достал из выдвижного шкафа вилку. – Не проблема.
Увидев, что я по-прежнему ничего не предпринимаю, достал вторую, а палочки кинул в бумажный пакет с логотипом ресторана.
– Так действительно удобнее, – и наколол на зубцы большой кусок курицы. – А теперь ешь.
Признаться, я была тронута его поступком. Конечно, это мелочь, но тем самым он как бы это… опустился до моего уровня, а не стал насильно тянуть меня до своего.
Голод взял свое: я распаковала коробку и с превеликим удовольствием тоже отыскала самый огромный кусок политого душистым соусом мяса. Положила в рот… и утонула в феерии восхитительного вкуса. Показалось, что никогда в своей жизни я не пробовала даже близко ничего похожего. Это было нереально вкусно, хотелось быстро-быстро натолкать в рот все содержимое коробки и проглотить не жуя, но, конечно, я постеснялась это сделать. Сидела и, вспомнив уроки домоводства, попыталась как можно более интеллигентно орудовать вилкой и жевать, не чавкая.
– Чем ты занимаешься? – спросил он, чуть откинувшись на спинку стула. – Вне работы, разумеется. Какие у тебя увлечения?
– Особенно никаких: дом, работа. Работа, дом. Некогда мне тратить время на ерунду.
– Да брось, тебе всего восемнадцать, не может быть, чтобы не интересовало совсем ничего.
Я хотела спросить, откуда он узнал мой точный возраст, а потом вспомнила, что он посещал Яму и читал мою анкету.
– Сейчас действительно не до этого, но раньше я играла на фортепиано и очень любила танцевать, – почему-то проговорив это сильно смутилась. Сразу вспомнила, как он смотрел на мои потуги изобразить балетные па. – Ну это вы уже знаете.
– Думаю, тебе стоит больше времени уделять своему увлечению. Сейчас много хороших школ, с твоей пластикой ты быстро придешь в форму.
– Нет, не хочу, – упрямо тряхнула головой. – Прошло слишком много лет, я все забыла, да и уже не в том возрасте, чтобы заниматься всякими глупостями.
На этих словах он мягко улыбнулся.
– Тебе всего восемнадцать.
– А сколько вам? – вопрос вырвался сам собой.
– Двадцать восемь.
Двадцать восемь… Примерно так я и думала, но когда он озвучил эту цифру, сразу взглянула на него как-то по-другому. Двадцать восемь – это не много. То есть много, конечно, по сравнению со мной, но с позиции возрастной градации – совсем мало.
У одной девочки, что спала на соседней со мной кровати в Яме – Ирины – был парень, с которым она тайно встречалась после учебы. Ему было двадцать девять, а ей всего пятнадцать. Когда об этом узнало руководство, вспыхнул громкий скандал, на "бойдренда" тогда чуть дело на завели, только вот никаких доказательств растления не нашлось – беременна Ира не была.
"Мне шестнадцать через две недели, возраст согласия! Я замужем на него выйду и ничего вы мне не сделаете!" – кричала она, отстаивая свое право на любовь.
Конечно, кавалера и след простыл, когда дело запахло жареным, а Ира долго потом страдала. Я тогда еще думала: сдался ей этот мужик, он же старый! А теперь смотрела на Беркута, которому двадцать восемь и понимала, что никакой это не "мужик". Зрелый парень – взрослый, состоявшийся. Опытный…
Лицо залилось краской.
Я быстро опустила глаза и вцепилась в вилку. Контекст, в котором я сейчас о нем подумала, дико смутил.
Не смей смотреть на него в этом плане, слышишь? Никогда!
Да, тебе не пятнадцать, но десять лет разницы – это много. К тому же глупо вообще об этом даже думать, потому вы на разных социальных плоскостях.
Он вон какой – целый генеральный директор уже. Интересно, правда, когда он успел…
Впрочем, вспомнила, что читала в той статье в интернете, что раньше этот бизнес принадлежал его отцу. Семейное дело и все такое.
– А чем вы занимаетесь? – спросила, лишь бы заполнить чем-то неловкую паузу. – Ну, кроме работы.
– Да так, всем чуть-чуть. Кстати, тоже играю на рояле.
– Я не знала.
– Он стоит в моей спальне. Не видела?
Почему-то
