же, — щурюсь, смотря на двух прохиндеек. Однако быстро же они спелись… — Тогда поехали домой, раз мы здесь закончили.
Уже вечер, и я решаю сегодня избавиться от работы. Сейчас поедем домой, закажем ужин. Пообщаюсь с новой нянькой. И заставлю Снежку делать поделку. Сегодня звонила воспитательница, сказала, что мелкая торчит её уже целых три недели. Нужно сдать до нового года.
— Да, пора бы по домам, — говорит Варя, поправляя куртку. Передаёт мне девочку, поднимает руку и машет мне, говоря: — Гудбай. До завтра.
— А ты куда это пошла? — щурюсь, не понимая. — Рабочий день не окончен.
Вижу, как лицо её в ту же секунду меняется.
— Как не окончен? — вылупив глаза, смотрит на меня. — Вы же домой. За Снежкой смотреть не надо.
За Снежкой — уже нет, а я вот очень хочу, чтобы за мной присмотрели.
— И что? Рабочий день не окончен, — вновь повторяю. Разворачиваюсь и иду к машине, слыша, как вздыхает бывшая Снегурочка.
— Что ж, пойдём, золотце, пока твой папочка нас не сожрал.
С чего бы?
Но мне нравится, как она называет меня. Папочка.
Из её уст это звучит чересчур пошло.
Хм-м, а может, не стоит медлить и опробовать свою Снегурку уже сейчас?
Не-е-ет, Марат. Своих подчинённых не трогаем. Смотреть можно, лапать нельзя.
Вот бы ещё придерживаться этих слов.
Ну, а там… Как пойдёт.
Заходим домой, отряхиваясь от снега. Не люблю зиму, но чувствую новогоднее настроение.
— Папуль, а можно я потом поделку сделаю? — угрюмо смотрит девочка в пол. — И мы с тобой поиграем?
— Нет, Снежана, — говорю грубо, чуть повышая голос. Пытаюсь быть строгим отцом. Слишком сильно я её разбаловал, пора перевоспитывать. — Ты уже проштрафилась. Задание было дано три недели назад. Начнёшь сегодня.
Она поджимает губки, хочет заплакать, но на меня это не подействует.
И топнув ножкой, она убегает, не сказав и слова.
— Грубо ты с ней, — раздаётся рядом. Вешаю куртку, поворачиваюсь, смотря на свою соблазнительную няньку. — Мог бы и поласковее.
— Она и так балованная. Жена такой сделала. А я потом добил.
— Так все дети балованные. Их приласкать надо, время уделить, нежность проявить, — говорит как-то пренебрежительно. — И тебе в детстве явно не досталось, да? Новый год скоро! Ау, какие поделки?
Неосознанно обвиваю её талию, потому что хочу. Дёргаю на себя и медленными шагами оттесняю её в первую попавшуюся комнату, в которую и захожу. А она смотрит на меня глазами, полными испуга.
Боится.
— Ты права. Меня не баловали в детстве. И «поласковее» со мной не были. Хотя… Недавно у меня была ласка. Последний раз…
Я задумываюсь, пошло усмехаясь.
— Неделю назад, — говорю чётко. Давно же… Надо исправлять. — И да. Сейчас мне жуть как не хватает её. И я уверен…
Обхватываю ножки девчонки и сажаю на тумбочку.
— Ты мне в этом поможешь.
Варенька
Так, главное — не паниковать.
Этот извращенец-озорник снова играется со мной. Чтобы я раскраснелась, начала смущаться. Снова попыталась убежать. Он же кайфует от этого! Я-то вижу!
Опускаю ладошку на его твёрдую грудь. Затаив дыхание, прохожусь по горячему телу, жар которого чувствую даже через плотную ткань чёрной рубашки. Ему очень идёт. Сочетается с чуть загорелой кожей. Да я на его фоне бледная как поганка.
— А ты, я смотрю, тот ещё шалун, — подыгрываю ему и веду по телу. Не скрываю, что мне приятно. Марат хоть и жутко невыносимый по характеру, но тело у него как из телека, журналов и тех самых групп в социальных сетях «мускулистые парни». — Так хочется меня наказать?
Его глаза блестят, а уголки губ поднимаются, предъявляя мне соблазнительную улыбку.
Шумно сглатываю, чувствуя сухость во рту.
Подкинула же мне жизнь испытание в виде этой семейки…
— А есть за что? — говорит с паузой. — Ну, помимо наших догонялок.
А я уже неосознанно ладонями веду по его плечам. Есть меня за что наказать, есть. Я дочку твою из виду упустила, но это так, мелочи жизни, которые мы преодолели.
— Я уверена, ты найдёшь повод, — заигрываю, выдыхая. Вытягиваюсь и в душе смущаюсь этих ладоней у меня на бёдрах. Хватаюсь за ворот рубашки и чуть отрываюсь задом от стола. Дотрагиваюсь грудью до его твёрдого торса и делаю так, чтобы наши лица оказались друг напротив друга.
— А ты и не против, — говорит прямо в губы.
Его ладонь скользит выше, под клетчатую юбку. Сдвигаю колени и резко дёргаюсь вперёд.
— Не против, но… — бегаю взглядом по его лицу и едва не касаюсь его губ. — Придётся подождать. Ты явно не решишься войти в красное море, окрасив свой меч кровью. Поэтому…
Резко отстраняюсь от него.
— Не судьба, дядь, — пожимаю плечами.
— Думаешь? — усмехается.
Внутри немного тревога бьёт.
— Меня таким не напугаешь.
— Давай в следующий раз, — бью его по плечу. А сама спрыгнуть со стола хочу, но не выходит. А надо бы уже бежать. К девственнице Варе возвращается её здравое мышление. А вся её игривая сторона и вовсе стирается, превращаясь в пустоту.
Марат дотрагивается пальцами до моего подбородка, поднимает его. И снова смотрю в его игривые глаза. Если до этого он смотрел на меня выжидающе, ошеломлённо, даже завороженно, то сейчас…
Нет всего этого.
— Думала, я не раскусил тебя? — усмехается. — У тебя плохо получается играть соблазнительницу, Варь. Из-за твоего поведения и дрожащих пальцев я начинаю думать, что ты девственница. Целуешься неумело, неловко. И совсем не умеешь заигрывать. Хм-м, интересно, насколько я верен в своих догадках?
Мне так хочется сейчас просто взять и убежать, но я словно истукан сижу на столе, хлопаю ресницами и кусаю губы. Краска приливает к лицу, и я не знаю, что ему сказать.
Но не успеваю, потому что лицо Марата меняется первым. И его удивленные слова летят мне прямо в губы.
— Да ты гонишь.
Я настолько смущена, а он в ступоре, что я слетаю со стола и бегу на выход. Выпрыгнув в коридор, бегу, решая помочь Снежке с поделкой.
Вся горю и с трудом вижу перед собой хоть что-то!
Понимаю, что ничего не произошло, но как же стыдно! До безумия!
Как
