уже крещеный. Ему десять, и в нагрузку к нему идет его противный папаша, – мой унылый вздох перекрыл «ах» Люсинды, которая даже рот ладошками прикрыла.
– Ты выходишь замуж за Боярцева? – вылупила она глаза, так что я испугалась, что они у нее вывалятся, как у несчастного пекинеса и мне придется до конца жизни быть ее поводырем. – Надеюсь, что ты не продешевила? Данька, ты ведь не совсем чекалды? Скажи мне, что ты выставила ему условия и теперь не станешь работать продавцом рыбного отдела, а будешь барынькой кататься по мегаполису на крутой тачке и сорить деньгами этого живоглота.
Я вспомнила живоглота, похожего на фотомодель из дорогого журнала, и все мои внутренности сжались в тугой ком. И когда он меня поцеловал, я ведь просто опешила, потому не дала ему отпор. А не потому что сама не хотела, чтобы он останавливался. Точно, точно. Благо Зина разорвала этот порочный круг. Одним ударом карпом она спасла мою девичью честь и не позволила растерять остатки самоуважения.
– Люся, конечно я завтра пойду на работу. Брак фиктивный, а есть нам нужно по-настоящему, и за квартиру платить, – вздохнула я, решив не рассказывать пока подруге о предложении Боярцева, чтобы не сглазить. Да и, если честно, я подумывала сейчас отказаться от должности, которую мне пообещал мой будущий ненастоящий муж. Я не управленец, не справлюсь, не выдюжу. Мне просто хочется создавать одежду, и только. Каждый должен делать то, что умеет. Я люблю шить, та женщина Снежная королева из торгового центра – управлять. Это баланс, который разрушать бессмысленно, ненужно и скорее всего разрушительно.
– Ну и дура, – фыркнула Люси.
– А была бы умная. Если бы кто – то не говорил всем кому ни попадя, где я, – вредно ответила я. – Если бы кто то в костюме бегемота не болтал своим языком длинным… Кстати, господин Боярцев был сражен. Говорит, впервые в его богатой на впечатления, жизни ему довелось общаться с бегемотихой в балетной пачке.
– Я торопилась на детский день рождения. Там и переодеваться негде было. Откуда я знала, что это Боярцев. Я думала, что тебя уволили и ты вернулась. И вообще, что ты валишь с больной головы на здоровую? – ваозмутилась Люсинда и обиженно засопела. Но встрепенулась, увидев, что я достаю из гардероба платье, над которым работала последние пять месяцев. Черное, шитое золотыми жар – птицами. Я так хотела сделать его родным, исконным и у меня кажется вышло.
– Он упадет, – безапеляционность заявления меня покоробила. Люська не может быть объективной в моем отношении. – Потом встанет и снова в штабель уляжется. Это платье отвлекает взгляд даже от того куска мяса, которое у всех нормальных людей зовется лицом.
Я любовно разгладила тонкую ткань, сделала последние стежки в золом шитье на подоле и с чувством удовлетворения пошла спать. Точно зная, что сегодня эта опция организма мне будет недоступна. Разве можно заснуть, когда твоя жизнь превращается в театр абсурда, а ты пытаешься выгрести против течения. И при этом еще крутишь обломанный ключ доисторического будильника, чтобы не проспать завтрашний день, хотя очень хочется. Проснулся через день и опа, все твои проблемы рассеялись. Этакая машина времени, дающая возможность изменить безумство пропущенного дня. Жаль, что такого волшебного будильника не существует. И зачем я достала свое лучшее платье? На кого я хочу произвести впечатление? На этого зажравшегося фарисея, который скорее всего скрещивал пальцы на ногах, чтобы не выполнять обещаний. Сллишком уж сосредоточена у него была рогатая физиономия. Везельвул он в человечьем обличии. И если бы не Лешка… Он же ребенка угробит, надо было догадаться накормить мальчика совсем не детской едой.
«Буду с Лехой, пока ему нужна. А потом, с попутным ветром…» – сказала сама себе. Тоже мне, няня Мак Фи, из спального района.
На этом мои раздумья оборвались. Вопреки всем ожиданиям я заснула едва коснувшись головой тонкой подушки, которую давно бы пора было сменить. Надо бы, но я не люблю перемен, абсолютно никаких. От них одни проблемы.
А будильник не сработал. Точнее не так. Доисторический мастодонт колотлся в эпелептическом припадке, но я накрыла его своей дохлой подушкой и перевернулась на другой бок. Спустя примерно сорок минут меня подбросило на матрасе от осознания того, что в магазине меня ждет полный аквариум голодных рыб. И скорее всего меня им и скормят за опоздание. Я схватила джинсы со стула и громко топая ломанулась в кухню, на ходу пытаясь попасть ногой в слишком узкую штанину. Меня гнал инстинкт и желание еапится кофе, чтобы хоть как то прийти в себя. Прозрачный топик, в котором очень удобно спать. Перекрутился на моем теле и врезался в ребра. Как пыточные цепи. Но я и внимания не обратила на этот досадный казус. А кого мне стесняться в собственном доме, не Люську же. Она и сама любит дефилировать с утра в наряде, больше подходящем викторианской куртизанке – лифчике и панталонах а ля «в них хоронили мадам Жу-Жу»
– Люся, я опаздываю на работу, – трубно проорала я, распахнув отчего – то закрытую кухонную дверь. Сунула вторую ногу в джинсы и вдруг почувствовала странную скорванность, точнее я поняла, что больше не могу шевелить нижним конечностями. Тело повинуясь законам инерции и притяжения начало заваливаться вперед. Я взмахнула руками, уж не знаю зачем. Навернка взлететь мечтала. И кубарем ввалилась в маленький уютный пищеблок. Сделала три задорных кувырка и замерла уткнувшись носом в… Черт, ну не должно быть в нашей кухне таких шикарных розовых макасинов размера эдак сорок пятого, наверняка сшитых из кожи единорога, не меньше. Наша квартира вся стоит дешевле обувишки, которую я сейчас сама того не желая обнюхивала.
– Я обескуражен и восхищен, – громоподобный смех, раздавшийся над моей поверженной персоной показался мне издевательским. Какого черта этот мерзавец делает здесь? Я сделала попытку отползти и стала похожа на раскоординированную гусеницу. Черт, да что со мной такое? Неужели паралич? – Еще ни одна женщина меня не встречала так, целуя ноги. Ты умеешь удивлять, куколка.
– Люся, что этот человек тут делает? – простонала я, чувствуя, что взлетаю в воздух кверх ногами.
– Я жду свою невесту, – хмыкнул Боярцев, и с силой меня встряхнул. Я свалилась снова к его ногам, наконец ощутив свободу. – Титьки, кстати, у тебя так себе. Маловаты. А вот ножки ничего. Кстати, ты никуда
