подарка? – предлагает она, переминаясь с ноги на ногу.
– Скажи, что пошутила, иначе я тебя просто отшлепаю! Припомнить тебе нашу первую встречу? Женщина никогда не будет платить за меня, Красоточка! – возмущаюсь я, не понимая, как ей могло прийти в голову предлагать мне подобное.
– Вообще-то, не за тебя, а за Утеночка!
– За кого? – хмурюсь я, не понимая, о чем она.
– Ну… Я его так зову, – слегка краснея, пожимает она плечами.
– Так вот почему тот боди вызвал такой восторг? – смеюсь я. – В любом случае платить ты не будешь. Ты и так оказываешь мне услугу, помогая с покупками.
– Вряд ли можно назвать услугой то, в процессе чего я получаю удовольствие, – не соглашается она со мной, но о деньгах больше не спорит.
Мы двигаемся к кассе, и, договорившись о доставке, я отвожу Хади домой.
– Спасибо, что помогла, – припарковавшись около ее дома, поворачиваюсь я к ней.
– Как я уже сказала, мне было только в радость. Во сколько я могу приехать завтра? – спрашивает она.
– Думаю, ты можешь приехать в больницу как обычно, и мы вместе поедем домой. Я переживаю о том, как ребенок воспримет смену обстановки, – лукавлю я, ведь на самом деле просто хочу провести с ней время. Дома-то меня не будет, если она приедет сразу туда.
– Хорошо, но пусть к тому времени соберут кроватку. Нам вроде обещали прислать сборщика вместе с доставкой, – напоминает она мне и, простившись, уходит. Я же просто сижу и провожаю ее тоскливым взглядом до тех пор, пока она не скрывается за дверью своего дома.
Хади
– Чудесно, что малыш обрел семью, – говорит моя невестка Алия, пытаясь вытереть лицо сына от размазанной по нему каши. – Если хочешь, я могу поехать с тобой и тоже помочь чем-нибудь.
– Спасибо, дорогая, но не думаю, что это будет удобно, – благодарно улыбаюсь я ей. Мы с ней только вдвоем на кухне, так как Мурад с моей младшей сестрой Маликой повезли маму к врачу.
– Ладно, но, если что, звони, – совершенно не обижается она. – С детьми порой бывает сложно.
– Уж я-то знаю, – щипаю я племянника, который до появления в нашей жизни Алии даже на руки не позволял мне себя взять, как, впрочем, и всем членам нашей семьи. – Аль…
– А? – когда я, позвав ее, замолкаю, смотрит она на меня.
– А как ты поняла, что Султан твой? – бросила я взгляд на племянника.
– Я просто почувствовала это, – берет она сына из детского стульчика и усаживает к себе на колени. – Знаешь, когда я впервые увидела этого Пухляша, во мне что-то дрогнуло. Я поняла, что этот ребенок значит для меня больше, чем должен, – нежно воркует она, целуя сына в макушку. – А ты почему спрашиваешь?
– Да так, вдруг пришло в голову, – пожимаю плечами, не желая выдавать свои чувства. – Мне пора.
Целую племянника в макушку и выхожу из кухни. Я сегодня с водителем, так как домой к Дударову мы отправимся на его машине.
Всю дорогу до больницы я анализирую свои чувства и эмоции, но так и не могу понять, что именно со мной творится. Не хочется признавать, но последняя неделя была лучшей за последние восемь лет моей жизни.
В больнице время летит незаметно. Я кормлю Утенка, потом наблюдаю за тем, как он спит, и вот уже наступает пора уезжать. Правда, Дударов почему-то приезжает один.
– Мама разволновалась, и у нее поднялось давление, – поясняет он, когда я интересуюсь этим.
– Надеюсь, она в порядке? – волнуюсь я.
– Да, я дал ей лекарство и с трудом отговорил ехать. Она полежит до нашего приезда и придет в себя, – говорит он.
– Надеюсь. Моя мама тоже часто страдает из-за давления, Мурад как раз повез ее к врачу сегодня, – зачем-то делюсь я с ним. Сама не замечаю, как с каждым разом сокращаю дистанцию между собой и Дударовым, хотя совершенно не собираюсь этого делать!
Дударов что-то отвечает, но я слишком занята, отчитывая себя, чтобы вслушаться. Он довольно быстро решает всё с нашей выпиской, и мы с удобством устраиваемся в его машине. Я сажусь рядом с малышом, которого мы пристроили в автолюльке, купленной вчера в магазине.
– Довольно странно смотрится в твоей помпезной машине, – комментирую я, не сдержавшись.
– Да уж, ни я, ни мой мерс не были к этому готовы, – усмехается он в ответ и, захлопнув дверцу, садится на водительское сиденье.
Только тут я понимаю, как сильно Шамиль меняет свою жизнь ради чужого, по сути, ребенка. Ведь из того, что я успела о нем узнать, он настоящий прожигатель жизни. Чего только стоит его предложение развлечься со мной. И вон он, тот, кто меняет женщин как перчатки, готов остепениться и жениться только ради того, чтобы его мама была счастлива! Возможно, он не такой плохой, как я думала о нем изначально.
* * *
– Дочка, ну зачем ты? Я сама всё сделаю! – причитает мама Дударова, когда, поняв, что она постирала все детские вещи и уже начала с утра глажку, которую, видимо, бросила из-за поднявшегося давления, я взялась за утюг.
– Мне совершенно не сложно! – успокаиваю я ее. – Вы лучше посидите с Имраном, пока я глажу, – прошу я ее с улыбкой, пытаясь не обидеть и не наглеть в чужом доме.
Шамиль привез нас с малышом и практически сразу уехал, показав мне детскую, которую уже успели обустроить. В ней-то и обнаружила меня его мама, проснувшись.
– Спит мой хороший, – следуя моей просьбе, садится она рядом с ребенком, которого я положила на стоящий в детской диван.
– Они в этом возрасте только это и делают, – улыбаюсь я, думая о своей племяннице. – Скоро будет бегать, и вы еще с тоской будете вспоминать время, когда он просто спал дни напролет.
– Ты говоришь так, словно у тебя хороший опыт общения с детьми, – проницательно смотрит она на меня.
Я немного тушуюсь под этим взглядом. Мама Дударова на вид довольно строгая женщина. Худая, со впалыми щеками и отпечатком пережитых страданий на лице. Она всегда в черном, что делает ее еще более тщедушной.
– У моего брата почти двухлетний сын, а недавно родилась еще и дочка, – отвечаю я, продолжая работать утюгом.
– Дети – это радость, – грустно смотрит она на Утенка. – Жаль, мой сын этого не понимает. Хотя…
– Что? – любопытствую я, когда она задумчиво замолкает.
– Я надеюсь, что появление этого малыша исправит это и изменит его мнение.
На это я ничего не отвечаю, ибо не мне судить жизненные позиции ее сына.
* * *
– Вот так,
