жадный, но вкусный и возбуждающий. Самый возбуждающий за всю мою жизнь. Кир столько раз уже целовал меня, и каждый раз поцелуи были разными. Но ни одного такого, как этот. Есть поцелуи нежные, страстные, неумелые, легкие, когда губы едва касаются. А этот как прелюдия к чему-то большему. Словно просто целоваться нам уже мало, но переступить границу мы пока еще не готовы. Зато готовы пожирать друг друга без стыда, и не оглядываясь на последствия.
Кир крепко прижимает меня к своему телу, терзая губы, пока я пытаюсь остаться в этой вселенной и не впасть в анабиоз. А потом резко все прекращается. Кирилл, тяжело дыша, упирается лбом в мой.
– Хочу тебя, пиздец просто, – хрипит он, а потом снова легонько проводит своими губами по моим.
– И я тебя хочу, – отзываюсь, пока еще не до конца уверенная в своих словах. В смысле, я, конечно, хочу его. Но еще мне и страшно. Как бы сильно ни захватывала страсть, здравый рассудок на подкорке шепчет, что не факт, что я готова к этому. В конце концов, я знаю этого парня без году неделю.
– Маш, ты девственница? – спрашивает севшим голосом, а потом мы одновременно распахиваем глаза и смотрим друг на друга. Были бы глаза закрыты – могла бы соврать, а то мало ли, захочет ли он возиться с невинной девушкой. Что, если нет? Но когда вот так: глаза в глаза, соврать почему-то не получается. Поэтому я медленно киваю, жадно следя за его реакцией. Кир крепко зажмуривается.
– Блядь.
– Это ничего не значит, – спешу его заверить, но действие шелковичного волшебства заканчивается.
Вокруг нас как будто включили остальной мир. Кирилл выпрямляется, берет меня за руку и ведет в сторону дома. Сейчас бы поговорить, выяснить, сказать, что мне эта девственность на фиг не сдалась, но слова не хотят складываться в предложения. Поэтому я молча семеню за Кириллом, прикусив губу. Главное, не заплакать и не показать, насколько мне обидно, что он вот так себя введет.
У калитки Кир коротко чмокает меня в губы и, не дождавшись по обыкновению, пока я войду во двор, разворачивается и уходит к бабушке.
Пятница приближается слишком медленно, синяки слишком плохо сходят. Приходится каждый раз замазывать их тональным кремом. И настроение у меня слишком подавленное. Отец, почувствовав свою «силу», теперь каждый раз, когда ему что-то не нравится, замахивается на меня и упивается моей затравленной реакцией. Дашка сказала, что я могла бы треснуть ему в ответ по голове сковородкой. Но я боюсь в порыве ярости не рассчитать силу и убить его. Не потому, что жалею отца, на него мне плевать. А потому, что могу сесть в тюрьму, и тогда мама останется совсем одна.
Вся эта неделя после речки и наших ночных посиделок во дворе его бабушки, была очень… необычной. Мы постоянно притягиваемся, словно в каждого из нас встроен магнит. Смотрим друг на друга, обмениваемся взглядами, таящими в себе обещания, о которых мы и сами не подозреваем. Не разговариваем, едва здороваемся, но ни у одного из нас не возникает мысль, что у нас есть какая-то проблема в общении, несмотря на недосказанность тем вечером под шелковицей. Словно тогда, в первый раз, сидя под яркими звездами, мы разделили какую-то тайну, хоть она и не была произнесена вслух.
Вечером пятницы под пьяное бурчание отца я собираюсь в бар. Целую маму, присев на краешек дивана, и улыбаюсь. Вижу отражение улыбки в ее глазах.
– Я недолго. – Она моргает. – Люблю тебя, мамочка.
– Пожрать бы приготовила, – рычит отец, силясь встать с кровати, но он уже в таком состоянии, что даже поднять руку – это целое событие.
– В холодильнике, – холодно отзываюсь я.
– А греть отцу кто будет?
– Сам. Все, мамочка, я побежала.
– Машка! – рявкает он мне в спину. – А-ну вернись, засранка!
Подхватываю в руки босоножки и босиком сбегаю из дома. Обуваюсь на ходу, все еще слыша ругательства, доносящиеся из дома. Через открытое окно до меня долетают нелестные эпитеты в мой адрес, но я несусь со всех ног, боясь, что отец догонит, и мой вечер свернет в совсем другую сторону.
На улицу вылетаю запыхавшаяся и слегка перепуганная, и тут же попадаю в объятия Кирилла.
– Куда спешишь? – спрашивает он, криво улыбаясь.
Бросаю взгляд на дом, а потом поворачиваюсь к Киру.
– Так мы же собрались… – зависаю на несколько секунд, а потом расслабляюсь, когда Кирилл начинает улыбаться.
– Раз собрались, тогда поехали.
Он на несколько секунд прижимается к моим губам своими, а потом берет за руку, сплетая наши пальцы, и ведет к машине. От этого контакта по телу словно проходит разряд тока, который ускоряет ритм сердца. Я поглядываю на Кира восхищенным взглядом, но он смотрит только вперед.
– Подружка едет с нами? – спрашивает он.
– Ой, наверное, надо ее позвать, – спохватываюсь я.
– Уже не надо, – говорит Кир, глядя в сторону Дашкиного дома.
Она выбегает из калитки, широко улыбаясь, а вот я немного скисаю. Я, конечно, постаралась, когда собиралась в клуб, но подруга, кажется, будет звездой сегодняшнего вечера. На ней платье, обтягивающее ее соблазнительную фигуру во всех правильных местах, туфли на высоком каблуке, блестящие волосы спадают на плечи крупными завитками. Я откидываю за спину свои, начиная нервничать. Хотелось выпрямить волосы, но у меня нет утюжков, а феном получилось то, что получилось. Не могу сказать, что я так уж плохо выгляжу, но рядом с Дашкой, мне кажется, проигрываю.
– Ну привет! – радостно выкрикивает подруга, приближаясь к нам.
Я вижу, каким оценивающим взглядом окидывает ее Кирилл. Его понять можно, тут такой экземпляр, и мое настроение падает еще на одно деление. Мозг уже сам начинает подкидывать идеи отговорок от поездки. Но Кир, кивнув Даше, распахивает пассажирскую дверь и, перехватив меня за другую руку, помогает сесть в машину. Наверное, сбежать еще не поздно, но от одной мысли о том, что из-за меня одной поездку не отменят, и Кир с Дашей окажутся наедине в его машине, а потом и в клубе, мне становится тоскливо.
Дашка ныряет на заднее сиденье, а Кир занимает свое. Подруга тут же втискивается между нашими сиденьями, положив локти на спинки.
– Чего такая кислая, Марусь? —подмигивает она мне.
– Немного устала, – нахожу самый правдоподобный ответ.
– Может, стоит тогда отложить поездку? – услужливо предлагает она.
– Нет, мы же уже договорились. Да и развеяться мне не помешает.
Хотелось бы сказать, что мы мчим по дороге навстречу
