- Ремонт за наш счёт, естественно, - примирительным тоном вещал мой отец.
Он пытался уладить конфликт. Но водитель был слишком рассержен.
- Я подам на вас в суд и стребую деньги за моральный ущерб! Вы отдаёте себе отчёт в том, что я мог разбиться? – сокрушался мужчина. Он уже поостыл, но решимость звучала подобно граниту.
- Я прошу вас, давайте уладим проблему? Моральный ущерб. Понимаю. О какой сумме речь?
Я зажмурился, слушая голос отца. Стоя за стенкой и думая, кто будет крайним. Виталик снял тачку с ремонта. Наверное, тоже хотел поскорее уйти? Но оплошность моя изначально! Соответственно, мне и платить.
Я вошел, когда папа остался один. Он сидел, подпирая надбровные дуги. Лоб, испещрённый морщинами, выражал глубочайшую скорбь.
- Виталик выписывал счёт, - он вздохнул.
У Виталика, коего я недолюбливал, невзирая на это, был дом и семья. Он старался, все знали! Зарабатывал, чтобы расширить жилплощадь.
- Это я занимался Тойотой, - ответил я глухо.
- Ты? – отец приподнялся на стуле. И даже не злость в его голосе… Что-то другое, ударило резко, под дых! Досада, обида и боль. Он ошибся во мне! Он не знал, что ответить.
Я и сам не пытался себя оправдать. Вышел молча, безропотно. Уже понимая, что весь свой накопленный опыт обесценил одним косяком.
Глава 15. Аня
В один из майских дней, когда бабуля была на дежурстве, я вернулась домой. С порога услышала всхлипы. Мама сидела на кухне, сама не своя. Бледная! С заплаканными глазами.
- Мам, ты чего? Кто-то умер? – я опустилась напротив.
Мама, качнув головой, прогундосила:
- Ой, хуже, Ань! Тут такое…, - недоговорив, она снова заплакала.
Её била дрожь, и мне пришлось споить ей стакан воды вперемешку с валосердином. Его принимала бабуля. Успокоившись, она сказала:
- Сумку мою принеси.
«Я же тебе не прислуга», - ответила бы я в обычное время. Но сейчас принесла.
- Там письмо.
Я нырнула рукой в глубину её сумки. Достала конверт. Красивый, с эмблемой. Уже надорванный с одной стороны.
«ВЕТАБАНК», - гласила надпись между лавровых ветвей. Как символично. Я погладила выпуклость.
- И что это?
Мама вздохнула, глаза, которые она на меня подняла, были исполнены чувства вины.
- Долг, - прозвучал робкий голос.
У меня кровь отхлынула от лица.
- Перед кем? – не поняла я.
- Перед банком, - ответила мама, не глядя на меня.
Мы помолчали. Затем я решила прочесть. Письмо было длинным. Но я отловила скопление цифр на странице. Пять нулей…
- Что это? – взглянула на маму.
Она всхлипнула:
- Это… кредитная карточка.
Стоит сказать, что в те времена оплата кредитками не была популярна. И кредиты давали не всем.
- Как… как ты умудрилась? – я опустилась на стул.
- Ну, так, - она пожала плечами, - Забыла.
Я не осознала ещё до конца эту цифру.
- Ты всё это потратила? – спросила её.
- Нет! – возмутилась она и пихнула лежащее между нами письмо, - Это вообще непонятно откуда взялось! Я потратила мало.
- Когда? – не понимала я.
Мамин профиль качнулся. Волосы выпали из причёски. Она заправила за ухо прядь.
- Ну, помнишь, мы жили отдельно?
- Когда ты от Егора ушла? – напомнила я.
Она сдержалась:
- Ну… да.
Тогда мама работала на швейной фабрике. Диплом пригодился впервые. И вроде всё было отлично! Я училась в девятом, впервые влюбилась. Она не встречалась ни с кем. Но мы жили нормально. Помню, раз в месяц ходили в кино. Покупали попкорн, а потом обсуждали за ужином. Жили как нормальные люди…
- Зачем? – я действительно не понимала.
Мама вскинулась.
- А думаешь, просто одной? Я пыталась…, - она замолчала, не договорив.
- И что теперь? – на тот момент информация ещё не улеглась у меня в голове.
Она хмыкнула:
- Буду скрываться.
- Что? – я оторопело смотрела на маму. На то, как она рвёт письмо. Собирается выбросить в мусорку. Но потом, передумав, суёт обратно, к себе в сумку.
- Проверяй почту, поняла? – указала она, - И вот такое выбрасывай.
- Мам, - растеряно бросила я.
Она решительно встала:
- И бабуле не слова!
- Почему? – сыпала я вопросами.
Мама вытерла щёки салфеткой. Та окрасилась в чёрный. Тушь потекла и размазалась.
- Во-первых, у бабушки слабое сердце. Кони двинет, квартира мне отойдёт. А банк её и оттяпает!
Втянув носом воздух, мама добавила:
- А нас выгонит на улицу. Пойдём побираться с тобой, - губы её задрожали.
«Блиииин!», - подумала я. Мне хотелось её успокоить, и одновременно хотелось убить.
- Блин, мам, - вырвалось у меня.
Мама всхлипнула:
- Прости меня, Анька. Я же хотела как лучше.
«А что, если маму посадят в тюрьму?», - подумала я в тот момент. И даже представила. Маму в наручниках. И то, как её уводят подальше. А я остаюсь жить с бабулей! Та скоро помрёт от сердечного приступа, а квартира останется мне. Нам с тобой.
Жестоко? Возможно. Но ведь на деле окажется, что у бабушки сердце – мотор. У которого нет срока годности. А мамин долг перейдёт на меня, когда сокамерницы с ней поквитаются. Ведь она непременно нарвётся…
- Давай скажем, что ты заболела, - предложила наивно. В школе такое срабатывало. Но не во взрослой жизни! От которой я была чересчур далека.
- Ага, - мама хмыкнула, - У врача разживусь справочкой, и мне всё простят.
Она подошла ко мне. Погладила по голове.
- Какая же ты у меня красивая, - проговорила внезапно.
Я даже смутилась, и опустила глаза. Мама взяла с подоконника пачку.
- Дай одну, - попросила, вставая.
Она усмехнулась:
- Ещё чего!
- У меня стресс, - произнесла я, скрестив на груди руки.
Мама открыла окно:
- Это мои проблемы, тебя не касаются.
- И как же ты будешь решать их? - я приблизилась.
Из окна было видно парковку. Твой мотик стоял, прислонённый к столбу.
- Решу, - сказала она, спустя паузу.
А на следующий день напивалась с Анжелкой…
Я тебе ничего не сказала об этой истории. У тебя и своих проблем было достаточно! «Подстава с Тойотой», хозяин которой отказался платить за ремонт. А тут ещё дядя Серёжа слёг с грыжей. Ты был хмур и расстроен.
- Всё наладится, - говорила я, обнимая тебя. Говорила тебе и себе.
- С морем облом, - сокрушался ты.
- Глупости! – я улыбалась в ответ, удивляясь, что это так сильно волнует тебя. Хотя и сама успела нафантазировать нашу поездку.
- Так хотел посмотреть на тебя в купальнике, - ты вздыхал, и закидывал руки за голову.
- Насмотришься, - гладила я твой живот. Пробираясь всё ниже и ниже.
Мы забывались друг в друге. Теряли связь с этим миром в моменты любви. И каждый раз, расставаясь с тобой, я начинала скучать практически сразу.
Следующее письмо пришло спустя время. Уже от судебных приставов. Я «отловила» его и положила себе под подушку. Мне было страшно прочесть. Слово «суд» отчего-то пугало до дрожи. Я позвонила дядь Коле. Мама убила бы, если б узнала! Я звонила с работы. В обеденный перерыв.
Звонок по мобильному был дорогой, и я тараторила в трубку:
- Ну, мы же тебе не чужие? Ты говорил, мы – семья.
- Аня! Я очень хорошо к тебе отношусь, - дребезжал на том конце провода отчим, - И к твоей матери… тоже.
Их разрыв был болезненным. И я полагала, ещё не зажил. По крайней мере, она часто плакала по ночам. И я думаю, виной тому был далеко не кредит.
- Но я же тебе не Рокфеллер!
- Ну, хоть часть? – проговорила я тоном, почти умоляющим. Знала ведь, наверняка, у него есть заначка.
- Я могу посоветовать тебе знакомого юриста, - ответил со вздохом.
И знаешь, мне стало обидно за маму. До слёз! Тот, кто любит, не бросит в беде. А он её бросил.
- А ты, и правда, козёл! – брякнула я и повесила трубку.
Понимая, что сделала хуже, хотела разбить телефон – прощальный подарок от отчима. Но он был мне дорог, как память!
