мной, понять чувства, которые она вызывает, но, когда дело касается этой женщины в моих объятиях, иногда нет никакого понимания. Только чувства.
Зоуи
Светит луна, миллион звезд висит над нами, а я лежу, растянувшись на груди Остина в кузове его грузовика, под моей щекой раздается ровный ритм биения его сердца. Его пальцы танцуют по моей спине, а мои скользят по его твердому животу.
Тишина царит вокруг нас, лишь звуки матушки-природы шепчут вдалеке. Впервые за несколько месяцев все в моем мире кажется правильным, и это только усиливает чувство вины, которое я скрываю внутри.
— Ты прав. Я боюсь, — шепчу я в темноту, признавая правду, с которой не могла смириться. Он заслуживает того, чтобы услышать ее.
Его пальцы замирают, ожидая, что я скажу дальше.
— Я потеряла всех, кто должен был меня любить, и каждый день борюсь за то, чтобы не потерять еще и сестру. Мысль о том, чтобы принять все это и в конце концов потерять тебя… пугает меня до смерти.
Между нами повисает молчание, мое тревожное сердце боится, что на этот раз я слишком сильно все испортила, и он не простит меня, несмотря на то, что только что произошло между нами.
— Ты боишься, что я тебя брошу, а я, черт возьми, боюсь, что никогда не смогу этого сделать.
Я с сожалением закрываю глаза, осознавая, что это значит.
— И все же мы здесь. Каким-то образом мы всегда оказываемся именно там, где должны быть.
Истина оседает в моем сердце, как теплый огонек. Он переворачивает меня на спину, устраиваясь между моих раздвинутых бедер. Его лицо нависает в нескольких сантиметрах от моего, его обычно терпеливые глаза горят разочарованием.
— Я больше не хочу быть твоим другом, Зоуи. Я пытался, очень пытался, но хочу большего. Я хочу вот этого. — Его большой палец гладит мою щеку, нежно и успокаивающе, как и сам мужчина.
— Я тоже хочу, — тихо признаю я, обхватывая пальцами его запястье, когда склоняюсь к его прикосновению. — Я действительно сожалею о вчерашнем. И не обижалась на тебя. Я даже не расстроилась, что ты пришел к ней. Ей это нравится. Она любит тебя…
Мои слова обрываются, когда я вспоминаю о том, как Крисси была разочарована, когда я вернулась в ее комнату без него. От этого мне стало еще хуже.
— У меня была стычка с матерью, — говорю я ему, и злость сгущается в горле. — Она пришла навестить меня в баре.
Его любопытные глаза смотрят на меня.
— Чего она хотела?
— Денег, — отвечаю я, практически выплевывая это слово. — Она даже не потрудилась спросить о Крисси или обо мне, если уж на то пошло. Все, что ее волновало, это она сама и поддержание своей привычки.
— Ты сказала ей, чтобы она съебалась? — его голос напряжен, в нем слышится гнев.
— Не в таких выражениях, но да, сказала. Тогда она заявила, что мы были худшей ошибкой в ее жизни, — признание срывается на грустный шепот. Я ненавижу себя за это. Ненавижу себя за то, что позволяю ей и дальше вызывать у меня такие эмоции.
Он прижимается лбом к моему, его теплый взгляд проникает в самую душу.
— Ты — моя лучшая ошибка.
Мое сердце начинает биться в новом ритме, прекрасные слова доказывают, что оно не разбито до неузнаваемости.
— Ошибка? — спрашиваю я, вскидывая бровь.
— Ты мне скажи. Собираешься и дальше отталкивать меня, отрицая то, чего мы оба хотим?
Ответ, который я хочу дать, замирает у меня в горле, и он чувствует мою нерешительность.
— Поговори со мной, Зоуи. Хоть раз выложи все начистоту.
Я думаю о болезни, которая влияет не только на жизнь моей сестры, но и на мою.
— Я никогда не думала, что моя жизнь будет такой. У меня было так много планов: осуществить свою мечту — стать фотографом, уйти от токсичных отношений родителей. Я собиралась уехать из города и никогда не оглядываться назад. Потом родилась Крисси, и все произошло с точностью до наоборот. Я не жалею об этом, ни на секунду. Но некоторые дни бывают тяжелыми, очень тяжелыми, и я так устаю, — признаюсь я, чувствуя себя виноватой за свое признание.
— Это нормально, Зоуи. Это очень много для одного человека, но ты не должна делать это одна. Я здесь, и готов пройти это вместе с тобой. Ты только позволь мне.
Моя рука перемещается к его лицу, пальцы проводят по его челюсти, и я снова смотрю в его теплые глаза.
— Я не заслуживаю тебя.
— Ошибаешься. Ты заслуживаешь этого. Заслуживаешь счастья.
Сглотнув, я говорю ему о том, с чем борюсь больше всего.
— Каждый день я захожу в эту больницу и все время думаю: почему она, а не я? Это несправедливо.
— Ты права, несправедливо, но в ее болезни нет твоей вины. Ты должна перестать наказывать себя. Есть причина, по которой ты здесь, со мной, и я эгоистично благодарен тебе за это.
Я должна задуматься, прав ли он. Может быть, он — моя причина так же, как я — причина Крисси…
Глубокие темные глаза, полные терпения и понимания, смотрят на меня, когда он убирает волосы с моего лица.
— Впусти меня, Зоуи. Позволь мне любить тебя так, как ты того заслуживаешь.
Любовь — ее можно понимать по-разному. Я знаю, что если впущу этого человека, то любовь между нами может стать той, которая никогда не умрет. Это страшно и одновременно заманчиво. Я не могу отказаться от такого предложения, потому что знаю, что он полюбит и мою сестру, а если кто и заслуживает большей любви, так это она.
— От тебя невозможно отказаться, Хоук. Ты знаешь это?
— Это значит «да»?
Я обнимаю его за шею, и на моих губах появляется мягкая улыбка.
— Это да.
Его рот расплывается в сексуальной ухмылке.
— Как раз вовремя, черт возьми.
Я хихикаю, но его губы тут же пресекают мой смех. Он целует меня медленно и глубоко, его язык раздвигает мои губы и проникает внутрь, исполняя эротический танец.
Я тону в его сущности, мое сердце и тело жаждут большего. С большей уверенностью, чем чувствую, я толкаю его на спину и переползаю на него сверху, упираясь коленями в его бедра. Потянувшись вниз, я задираю ткань на талии и стягиваю сарафан через голову, открывая не только свое тело, но и всю себя.
Каждую сломанную, поврежденную частичку.
Он резко вдыхает воздух, и его глаза превращаются в жидкий огонь.
— Все,