Я понимаю, что уже поздно, очень поздно, но я собираюсь наконец встать и сделать то, что нужно — нужно мне самой.
Она посмотрела ему прямо в лицо. С него еще не исчезло выражение обиды, которое ей было так знакомо. Слишком долго. Значит, для них уже все слишком поздно. Слишком поздно для них. Он же сам сказал: он приехал только ради Дженни.
Она храбро улыбнулась ему.
— Так что, как видишь, все будет хорошо. И у Дженни все будет хорошо. Теперь можешь возвращаться, возможно, не с таким уж легким сердцем, но все же, надеюсь, ты немного успокоился.
Она заметила, как сузились его глаза, как всегда, когда он напряженно думал или улыбался. Она смотрела, как он переваривает то, что она ему сказала. Она смотрела, как он взвешивает свою обиду на нее, все то зло, что она причинила ему, позволив своей трусости и своим дурацким идеям одержать над ней верх, оставив его и, увы, его дочь где-то на заднем плане. Какая ирония! Она позволила страху перед своей матерью — перед тем, что может сказать или подумать о ней мать, — встать между ними. А теперь ее мать даже и не осознает, что происходит вокруг нее. Но сейчас ей некогда думать об этом. И она не вправе винить его в том, что он не может простить ее. Уже слишком поздно, и ей надо его отпустить.
Неужели это так? Она слишком долго ждала, надеясь, что все произойдет само собой. Может настало время проявить инициативу, что-то изменить в своей жизни самой? Изменить для них троих — Дженни, себя самой и Уина.
Она протянула к нему руку.
— Знаешь, что я натворила своей трусостью? Я вычеркнула из жизни пятнадцать своих лет и пять наших лет. Но неужели все так и останется? Неужели мы не можем поставить точку и прекратить это бессмысленное растрачивание своей жизни? Разве мы не можем забыть о прошлом и жить сегодняшним днем? Сегодняшним моментом, настоящим. Я пытаюсь измениться, пытаюсь наконец вырасти. Не изменится только одно — это то, что я люблю тебя. — Она улыбнулась ему. — Дай мне возможность показать тебе, как сильно я люблю. Ты мне когда-то говорил, чтобы я забыла прошлое. Неужели ты сам не способен на это? Может, ты тоже забудешь о прошлом и будешь со мной вместе? — Она посмотрела ему в глаза, пытаясь засмеяться. — Ты не пожалеешь, обещаю тебе. Я, Дженни и я, мы будем так сильно любить тебя!.. Чем больше мы будем расти, тем сильнее. И что ты на это скажешь?
Она сделала эту попытку. Она преодолела все, что могло остановить ее, даже втянула сюда Дженни. Она смотрела, как он в течение некоторого времени обдумывает ее слова, потом догадалась, что его глаза прищурились в широкой улыбке, а вовсе не от напряженного обдумывания.
— Пожалуй, звучит заманчиво.
— Пойдем в розовый дом и будем смотреть, как начинается утро, — попросила она.
— Пожалуй, утро уже наступило. Посмотри. — Он подвел ее к окну. — Огни там уже погасли.
Он был прав. Но они пойдут в дом, чтобы подождать Гая, чтобы она могла сказать ему, что не собирается быть с ним до окончания дела, что ему придется справляться со своими проблемами самому. Он прожил всю свою жизнь, не испытывая любви ни к кому, так пусть так и живет дальше. Но когда они с Уином будут сегодня уезжать из розового дома, то она сама зажжет там все огни. Она зажжет их, как символ своей победы, как символ большого праздника. Ее принц вернулся домой.
* * *
Гая Савареза отпустили в половине двенадцатого.
Эти подонки целую вечность что-то оформляли, чтобы дать ему убраться отсюда. И он возвращается домой, в этот вонючий дом, за который все эти годы платил бешеные деньги. И пусть лучше она будет там — эта трахнутая дочь этой трахнутой Кассандры Блэкстоун Хэммонд. Ведь должен же от нее быть хоть какой-то толк. Все эти годы он платил за дом, давал ей деньги. И какой был прок от нее или ее матери?
Если бы она только знала, как он презирает ее со всеми ее добродетелями, изысканными манерами, этим тихим голосом, скромным поведением пай-девочки, с этим страдальческим лицом, не лицом, а святым ликом. Нет, вот теперь она ему послужит. И еще ее мамаша. Никто никогда не поверит, что он был способен на… Нет, раз он жил с такой милой, красивой, добродетельной, хорошо воспитанной дочерью этой высокомерной надутой стервы. Вот дерьмо! Он уже так близок ко всему тому, к чему стремился всю свою жизнь! А после того, как эта вонючая картина выйдет на экран, эта дрянь ему больше не понадобится. После того как он вылезет из этого дерьма, он избавится от нее.
Ей казалось, что наступила самая счастливая минута в ее жизни. Она в замке с Уином. Однако ей было немного тревожно. Она боялась за Уина, за их будущее. Она ничего не хотела говорить Уину, не хотела, чтобы он думал, что к ней возвращается ее обычная трусость, что Гай не вполне нормален. Она была в этом убеждена. И что он сделает, когда застанет их вместе, узнает, что она бросает его, что не собирается оставаться с ним до суда? В нем столько злобы и жестокости… Вдруг она проявится? Никогда нельзя сказать, что он сделает. И чем она обязана ему? Почему она должна сидеть здесь, дожидаясь его, страшась очередного скандала? Ей хотелось убежать как можно быстрее.
Гай хлопнул дверью такси. Эти подонки со студии! Ведь знали же, что он без машины. Почему же не прислали за ним машину?
Он дал адрес водителю.
Давай быстрее, шеф.
А что мне делать с этим движением? Проглотить все машины вокруг? Остановить его? Эй, а вы не Гай Саварез?
Не надо было ждать, рискуя тем, что непредсказуемый Гай может их лишить всего.
— Поехали, Уин. Когда Гай приедет сюда и не застанет меня, он все поймет. Я так хочу, чтобы ты увидел Дженни, а она увидела тебя. И маму! — Она засмеялась. — Знаешь, она даже не поймет, кто ты такой, но я все равно хочу, чтобы ты с ней познакомился. Возможно, она решит, что ты Говард Хьюз. Последнее время она только о нем и говорит. Только иногда забывает его имя.
Она включила все лампы, как и собиралась, — даже в подсобных помещениях.
Гай Саварез пробежал по всем комнатам. Где же она, черт побери? Эта стерва! Эта лицемерная стерва. Со своими ханжескими манерами. Даже когда он бил ее, она спокойно стояла, не пытаясь сопротивляться. Ну что ж, так ей и надо было! И если сейчас ее здесь нет и она не собирается помочь ему, то он убьет ее! И какого черта он посылал ей деньги все это время, хотя и не жил с ней? Чтобы ей хорошо жилось?? Он посылал ей деньги, а она тут трахалась с этим подонком. С этим подонком в этом подоночном розовом домике. Какой же он осел! Он думал, что между ней и этим мерзавцем ничего нет, потому что он просто трус вонючий. Но, видимо, это его не остановило. И эта девчонка? Интересно, чья она? Неужели этого дерьмового труса? Вот сучка! Нет, он все-таки убьет ее.
