Мальчуган зашевелился, открыл глаза и сонным голоском промолвил:
– Мамочка? А я тебя все ждал, мамочка.
Теплая волна хлынула к груди Урсулы, и она улыбнулась. Беспредельная радость охватывала ее, когда она бывала с ребенком. Неподалеку от кровати стоял стул, она пододвинула его, присела и взяла его ручонку в свою.
– Я одевалась, мой родной. Мы с папой должны сегодня пойти в гости.
– Папа приходил и поцеловал меня. На будущее лето он мне купит пони, – поведал малыш, не вполне еще проснувшись. Его карие глазки радостно заблестели, встретившись с ее глазами.
Урсула нагнулась, чтобы еще раз поцеловать сына. Он прижался теплым личиком к ее щеке, обняв мать за шею. Она прильнула к нему и ласково гладила по голове. Она так любила этого четырехлетнего мальчугана. Ее единственное дитя. Ее сердце! Она так за него боялась. С ним ничего не должно случиться. Она обязана защитить его, пусть даже ценой собственной жизни.
Отгоняя тревожные мысли, теперь не оставлявшие по целым дням, она глубоко вздохнула и сказала:
– Твой пони будет тебя ждать будущим летом в Ванзее. Папа привезет его туда для тебя.
– Мамочка…
– Да, Максим?
– А папа научит меня кататься верхом?
– Ну конечно, научит, – заверила она с улыбкой.
– А как зовут пони?
– Я не знаю. Мы еще не подобрали ему подходящее имя. Но обязательно подберем. Ну хорошо, а теперь тебе пора спать.
Не разнимая рук, она вместе с ним наклонилась и положила его на белоснежные льняные подушки, но он не хотел ее отпускать и прижался крепче обычного, почти исступленно. Она мягко расцепила его ручонки и села прямо. Касаясь его лица кончиками пальцев, она нежно говорила ему:
– Какой же ты у меня славный малыш, Максим, солнышко мое, и я очень-очень тебя люблю.
– Я тебя люблю, мамочка.
– Спокойной ночи, Мышонок, пусть тебе приснится хороший сон, – прошептала она ему в ушко.
– Спокойной…
Он зевнул, и его веки стали опускаться. Урсула знала, что он моментально уснет, она не успеет и до двери дойти. Она тихо выскользнула из комнаты и воротилась к себе в спальню, взяла шаль, перчатки и вечернюю сумочку.
– Спокойной ночи, Гизела, – сказала она, обернувшись в дверях. – И пожалуйста, не дожидайся меня.
– Но как же, фрау Вестхейм, я же вам всегда помогаю…
– Нет-нет, в этом нет ни малейшей необходимости, – мягко перебила ее Урсула. – Я и сама справлюсь, спасибо.
Она прошла по коридору к широкой лестнице, сбегавшей в просторный роскошный холл. Особняк Вестхеймов на Тиргартенштрассе находился неподалеку от Тиргартена, в чарующей резиденции Берлина.
На полпути вниз Урсула остановилась, замерев, и прислушалась, чуть склонив голову набок.
Зигмунд играл на фортепиано «Лунную сонату» Бетховена; мелодия плыла в теплом воздухе. Это было так красиво… нежно… но так несказанно грустно. От неожиданного прилива чувств у нее перехватило в горле и на глаза навернулись беспричинные слезы. Она решила, что сейчас, непонятно почему, именно это место сонаты показалось ей особенно трогательным. Никогда раньше оно не производило на нее такого впечатления.
Мысленно музицируя, она еще постояла не двигаясь. Ее восхищало туше Зигмунда – оно было изумительно. Не будь он банкиром-инвестором, он мог бы запросто стать настоящим пианистом и выступать в концертах. Он был талантлив, и она ни капли не сомневалась, что он играл бы классически. Но он был прирожденный банкир. Потомственный. Профессия переходила от отца к сыну со времен Якоба Вестхейма, отца– основателя династии, открывшего в 1600 году во Франкфурте первый купеческий банк. В Берлин все семейство переселилось более ста лет назад, и в 1820-м в Гендарменмаркте, берлинском финансовом центре, был основан частный инвестиционный банк Вестхейма.
Часы в холле начали отбивать шесть, извещая об истекшем часе и безжалостно врезаясь в ее мозг. Она быстро сбежала вниз, положила свои вещи на старинную козетку у завешенной гобеленом стены и, гулко постукивая каблучками по черно-белому мрамору, направилась к музыкальному салону. В дверях она задержалась, любуясь мужем – как он красив в смокинге и черном галстуке.
Завидев ее, Зигмунд мгновенно прекратил игру, встал и быстро подошел к ней. Шатен с яркими синими глазами и теплой радушной улыбкой, он был строен, высок, хорошо сложен, с мужественным, правильных черт лицом. Ему было тридцать шесть лет, и пятнадцать из них он был женат на Урсуле.
Зигмунд обнял и поцеловал ее в щеку. Они знали друг друга с раннего детства; их родители всегда лелеяли надежду на этот брак, и когда дети ее оправдали, два элитных германских семейства породнились. Однако их союз не был браком по расчету, а результатом настоящей большой любви. Они были влюблены друг в друга с детства и никогда не хотели никого, кроме друг друга. И они были великолепной парой.
Зигмунд ослабил объятия, слегка отстранился от жены и посмотрел ей в лицо.
– Ты очень красива сегодня, Урсула.
Тихая улыбка оживила ее губы, в глазах отразилась безмерная любовь к мужу, высказанная без слов. Он обнял ее за плечи и повел в холл.
– Перед тем как идти туда, мне хотелось распить по бокалу шампанского с тобой, но боюсь, у нас уже не осталось времени. Думаю, нам пора выходить. Я обещал Ирине, что мы встретимся с ней на приеме, и не хочу заставлять ее ждать, поскольку она придет одна. – Он повернулся к дверям.
Урсула кивнула:
– Да, дорогой, конечно.
Она произнесла это еле слышно. Зигмунд резко остановился, взглянул на нее, взял ее за подбородок и слегка приподнял. Нахмурился, заметив тревогу в ее глазах и внезапно ставшее серьезным лицо.
– Что случилось? В чем дело?
– Давай никуда не пойдем, Зигмунд.
– Но ты же так радовалась, когда нам прислали приглашение. Что за каприз в последнюю минуту? – недоумевал он.
– Вовсе я не была так уж рада, – ответила она. – Ничего подобного.
– Для нас очень важно хотя бы показаться там, ты же знаешь. Посол ожидает, что мы придем.
Помолчав, она пояснила:
– Там будут наци.
– Да, это верно. Но ведь они нынче всюду. Это не должно тебя волновать.
Она опять отреагировала на его слова не сразу, но зато с несвойственной ей резкостью.
– Но как раз это и волнует меня, Зиги! Мы – евреи.
– Но мы – и немцы, Урсула, истинные немцы, точно такие же, какими были наши предки за много веков до нашего рождения. Не забывай, что мы оба принадлежим к двум знатным и древним родам, и, кроме того, будучи банкиром инвестиционного банка, я чрезвычайно нужен правительству и государству, как я не раз уже говорил тебе. И ты знаешь, что я им нужен для поднятия экономики, нужны мои связи среди банкиров и промышленников, нужна иностранная валюта и золото, с которыми мой банк имеет дело. – Он вновь полуобнял ее и привлек к себе, завершая разговор доверительно и успокаивающе: – Мы вне всякого риска, Урсула, смею тебя уверить.
