Карл тем временем промахнул Хофъегераллее, объехал площадь Гроссер Штерн с Зигесойле – крылатым обелиском Победы, возвышавшимся в центре, и двинул по направлению к Бранденбургским воротам.
Когда они проезжали под Триумфальной аркой, Урсула смотрела вперед на Унтер-ден-Линден. Наци обезобразили эту широкую, величественную улицу, этот знаменитейший берлинский бульвар, возведя по сторонам ряды колонн. Каждую их них венчал гигантский нацистский орел, и в ярком уличном освещении они угрожающе парили на фоне темневшего вечернего неба. Типичная нацистская театральность, подумала Урсула, с отвращением глядя на это зрелище. В ее представлении эта колоннада символизировала разросшееся до неба древо зла и тирании, которое являл собой Третий рейх. Она опустила взгляд.
Теперь они ехали по Паризерплац. Ее родители владели одним из домов, стоявших на этой красивой площади, там она росла, из этого дома вышла замуж за Зигмунда. Там же в 1935 году умерла ее мать, а затем и отец, скончавшийся только в прошлом году. Площадь, имевшая такое значение в ее жизни, напомнила о временах минувших и о столь любимом ею Берлине, который трагически и навсегда исчез.
Она тяжко вздохнула и постаралась стряхнуть с себя чувство унылой безысходности. Карл свернул направо и повез их по Вильгельмштрассе, где в доме № 70 находилось посольство Великобритании. Они подъезжали к месту назначения. Урсула приняла нужное выражение лица, пришпилила к губам улыбку. Что делать – научилась, и, когда надо было, – вполне могла это.
Их машина встала в хвост длинной вереницы других. Часть их принадлежала официальным лицам, министерствам, другие были из дипломатического корпуса и несли на крыле жесткий флажок; она узнала цвета Италии, Америки и Испании.
Урсула сама вышла из автомобиля и, пока Зигмунд обходил машину, выйдя со своей стороны, окинула взглядом Вильгельмштрассе. Всего в нескольких шагах находилась Рейхсканцелярия, где сидел Гитлер со своими злодейскими помощниками, и Урсула не могла сдержать воображение, пытаясь представить, какие именно дьявольские замыслы рождаются в эту минуту в их преступных мозгах. От этих мыслей душа ее съежилась и дрожь проняла тело.
Но Зигмунд уже был рядом, улыбался ей, и она – слегка вымученно – улыбнулась ему в ответ. Если он и заметил ее вялую реакцию, то, во всяком случае, не подал виду, а просто взял ее под руку и повел вперед к гигантским дверям, над которыми полоскался на холодном ветру «Юнион Джек».
Вид британского флага улучшил ее настроение. Она видела в нем не просто кусок разноцветной ткани, но символ справедливости, демократии и свободы.
Сэр Невиль Гендерсон, посол ее величества королевы Великобритании в Берлине, стоял в холле между двумя залами для приема на верхней площадке широкой лестницы, приветствуя прибывающих гостей. Он, как всегда, щедро расточал улыбки, радушие, светскость и шарм.
Зигмунд с Урсулой медленно продвигались вперед в потоке других гостей, покуда сэр Невиль не пожал ей руку и не произнес теплые слова приветствия прежде, чем обратить внимание на Зигмунда. Мужчины несколько секунд обменивались любезностями, а затем оба отступили в сторонку и направились в один из двух залов, где были сервированы столы с аперитивами.
Раут был в разгаре, в зале было полно гостей. Здесь царил дух блестящего светского общества, но одновременно в атмосфере вечера ощущалась напряженность, возрастало волнение, что стало обычным явлением в Берлине тех дней. Особенно это чувствовалось в иностранных посольствах на приемах, которые становились интернациональными собраниями все большего размаха.
* * *
Сверкали, переливаясь, подвески хрустальных люстр под высоким потолком, цветы, повсюду расставленные, усиливали праздничность обстановки, в зале царило великолепие, струнный квартет сопровождал почтенное собрание звуками музыки. Официанты в черном и белых перчатках сновали среди гостей, мастерски жонглируя серебряными подносами с бокалами шампанского и всевозможными бутербродами с анчоусами и икрой. И сверху на все взирал живописный, в полный рост, портрет короля Георга VI, в этом году вступившего на престол, сменив своего слабовольного и недалекого брата Эдуарда, отказавшегося от трона ради женитьбы на американской авантюристке миссис Симпсон.
– Вот это выезд сегодня, – шепнул на ухо Урсуле Зигмунд, ведя ее в зал и поглядывая по сторонам.
Перед ними остановился официант и предложил шампанское. Зигмунд поблагодарил, взял два бокала, один вручил Урсуле и чокнулся с ней. Посмотрел вокруг.
– Нигде не вижу Ирины, а ты?
Урсула, проследив за его взглядом, мгновенно обозрела публику.
– Боюсь, я тоже, Зиги. А может, она во втором зале? Сегодня здесь действительно огромный раут.
Она отметила, что дипломатический корпус присутствует в полном составе, увидела нескольких послов, которых знала в лицо, мелькнули две знакомые физиономии английских корреспондентов, беседовавших со своим американским коллегой Уильямом Ширером. Дефилировали министры, армейские офицеры, нацисты высокого ранга, представители германской аристократии и знатные берлинцы.
Здесь также присутствовали некоторые молодые интернационалисты из тех, что жили в Берлине. Она знала от Ирины, что они водили дружбу со служащими британского и французского посольств, поскольку были людьми симпатичными, веселыми и приличными и привносили определенную живость в официальные и формальные дипломатические мероприятия. Большинство присутствовавших принадлежало к разряду титулованных особ; среди них были венгры, славяне, литовцы, австрийцы, поляки, румыны или, подобно Ирине, русские белогвардейцы. Вместе с семьями они снялись с родных мест вследствие политической неразберихи и неотвратимых перемен, переполошивших Европу двадцать лет назад, сначала вследствие русской революции, а затем – краха австро-венгерской империи.
Взгляд Урсулы блуждал по залу. Элегантность была непременным условием участия в раутах, казалось, все без исключения были одеты превосходно. Мужчины – в смокингах или в военных мундирах; дамы разодеты по последнему крику моды, и почти все старались перещеголять друг друга шиком туалетов. Кое-кто из наци тоже привел своих дам, которые выделялись нарядами, не соответствовавшими случаю, были толсты, безвкусно расфуфырены, чванились бриллиантами, а у некоторых руки и шеи были обвешаны вульгарной бижутерией.
В калейдоскопе лиц Урсула заметила знакомую гладко причесанную головку, пикантную улыбчивую мордашку с живыми голубыми глазами и маленькую руку, приветливо махавшую ей.
– Зиги! Вон там Ирина! – радостно воскликнула она.
