как корова упирается рогами в столб), а в итоге ничего не происходит. Как там говорят: «Все равно, что биться головой о стену».
Ну давай, судьба-судьбинушка, забери у меня все! Чего там мелочиться? Оказывается, нужно всегда быть предельно осторожным со своими высказываниями, пусть даже мысленными.
Я думала, это все. Обратная точка отсчета. Но нет, мне еще была уготована встреча с моим так называемым «братцем». Мама, мама… Несмотря ни на что, так сильно люблю тебя. И всегда буду любить.
— Тетя Рита, а вы знали, что наша мама, как пуговка?
— Это почему? — Рита приподнимает изогнутую бровь и обхватывает маленькую ладошку Ксении.
— Потому что на ней все держится, — подтверждает Арсений. — Это нам воспитатель в детском саду так сказала.
Рита заулыбалась.
— Какие у вас они мудрые, воспитатели.
— Да, а еще мама должна нами гордиться. И освободить полку для будущих медалей. Я буду будущим игроком КХЛ, а Ксюша будет заниматься фигурным катанием. Нам потребуется большая полка, длинная.
— Обязательно, — тоже расплываюсь в улыбке.
Смотрю на их вспотевшие лица и понимаю, что устали мои сладкие, набегались. Пора ехать домой, кормить Жулика, купать и укладывать детишек.
Да и разговоров на сегодня тоже слишком много. А что может остановить женщину, когда она разговаривает с подругой? Разве только противопехотный танк, и то не факт.
Нужно собираться домой. Дети вымотались и уже неохотно смотрели в сторону детской комнаты.
Всю дорогу Рита молчит, будто медленно переваривает поступившую информацию. Иногда бросает косые взгляды в мою сторону, пока дети напевают мотив из очередной рекламы, которую часто крутили по радио: «Застрахуйся, застрахуйся!» — поют они в один голос, в итоге получается неплохое соло.
Не самая удачная песня, но все же….
— Может, лучше песенку про елочку? — предлагает Рита, убавляя громкость на магнитоле.
Дети быстро меняют репертуар и звонкими голосочками исполняют популярную детскую песню.
Сегодня Рита остается у нас. Дети слезно просят ее не уезжать, почитать сказку, слепить их пластилина чебурашку (что у Риты прекрасно получается), поэтому она звонит своему бой-френду и говорит, что сегодня остается у меня. Возможно, он таким ее решением не сильно доволен, потому что когда она сообщает ему эту новость, то сразу отставляет телефон от уха на приличное расстояние и пропускает минутную нотацию, доносящуюся из динамика.
При чем ее ночевке в нашей уютной берлоге обрадовались не только дети, но и Жулик. Как только он видит Риту на кухне, сразу запрыгивает к ней на колени, подняв хвост. Мурчит, ластится, касается мокрым носом ее щеки.
— Ань! Ну дай ему кусочек колбаски! Ну пожалуйста… А лучше два.
Да, Жулик, точно знает все подходы. Как можно получить лакомство, при этом ничего не делая.
А когда мы уложили детей, выключили свет и улеглись на диване под теплое одеяло, она наконец-то говорит:
— Анют, ты очень сильная. Такая сильная, как Геракл.
— Ритуль, ну ты и рассмешишь на ночь глядя. Он же мужчина.
Она тихо хихикает, а потом резко затихает.
Какое-то время мы лежим молча, смотрим в темный потолок, на котором изредка играют тени от ночника.
— А что было дальше? — тихо спрашивает она. — Вы долго встречались с этим… козлом? Прости, у меня других слов нет. Как можно так работать на два фронта? Я бы на месте его жены оторвала ему кое-что. То, что часто плохому танцору мешает.
— Нет. Но это были два самых незабываемых месяца. Я никогда так не любила и уже вряд ли смогу полюбить. А дальше все понеслось, как по накатанной. Мне пришлось уехать в Питер и больше никогда не возвращаться в родные края.
— Это когда ты приехала в центр и мы познакомились?
— Почти.
* * *
Ленинградская область. Шесть лет назад…
Я не могла находиться дома одна. Когда мамы не стало, я перебирала ее вещи, искала черный платок, который она надевала на похороны бабушки, и не знала, с чего начать. Как все организовать, что делать, куда идти?
Было страшно, когда выключаешь свет. Казалось, что стены давят, каждый шорох пугал. Я с содроганием смотрела в окно, вспоминая маму. Несколько раз пыталась дозвониться отцу, хотя какое ему теперь дело. Давным-давно мы для него чужие. У него своя семья.
Не могла находиться дома. Одна в пугающей темноте с мыслями, которые съедали изнутри.
Выбежала из квартиры, долго бродила вдоль цветущих улиц, пошла в место, где всегда находила утешение — в театр.
— Можно я тут немного посижу? — спросила у Ларисы Ивановны, которая стояла возле гардеробной и перебирала буклеты. Когда первый раз услышала ее должность — капельдинер, стало немного смешно.
Лариса Ивановна с модной завивкой и аккуратным маникюром цвета бордо всегда оставалась в театре «до последнего». Она недавно вышла на пенсию, в связи с этим у нее появилась куча свободного времени. Возможно, поэтому она приходила раньше, уходила позже всех. От коллег я как-то слышала, что она живет одна с котом Тишкой и кроликом Васькой.
Она перевела на меня взгляд и взволнованно спросила:
— Конечно! Ты такая бледная. Что-то случилось?
— Я просто… Посижу и все.
— Ну посиди. А я пока чай сделаю. И блинчики с мясом, сегодня жарила перед работой. Взяла с собой. Пойдем, попьем чайку? Чего сидеть тут, как три тополя на Плющихе.
В пыльной, плохо освещенной комнате, где свалены старые реквизиты, стояли стол, пара стульев. Рядом на полках тарелки, алюминиевые бидончики для молока (как при СССР), сковородки, обувь, канделябры и широкие шляпы с перьями. А еще маленькая лесенка, старая клетка для птиц, свисавшая с потолка. В этой небольшой подсобке столько всего поместилось. Наверное, это талант — так умещать предметы.
Она подстелила на стол газету и расставила кружки.
— Лука Изосимович, режиссер ваш, уехал.
— Я знаю.
Она удивленно посмотрела на меня.
— Я думала, ты к нему.
— Нет, я так просто…
Она протянула мне аккуратно свернутый в трубочку блинчик, а я почувствовала, как тошнотворный ком подкатывает к горлу. Прикрыла рот ладонью. Где? Где? Где же тут уборная?
— Моя ты хорошая! Так ты что, ребеночка ждешь?
Наверное, если бы не Лариса Ивановна, не знаю, справилась бы я сама со всем этим... Так много всего навалилось. Не успела разгрести одну проблему, как следом
