негативные вибрации. Он буквально прожигает меня гневным взглядом.
— Почему ты не поставила меня в известность? — обманчиво спокойным тоном спрашивает он.
— Вы же сказали: не беспокоить вас по пустякам.
— Велосипеды — это травмоопасно! — рявкает он.
Я морщусь. Мог бы и потише разговаривать, в самом-то деле.
— Давайте на улицу выйдем, Ксюша может нас подслушивать, — говорю я, вспоминая своего племянника. Он любит приоткрывать двери и тайком слушать взрослые разговоры.
Громов хочет возразить, но я разворачиваюсь и бодрым шагом иду на выход. Я не напрашивалась к нему на работу, значит, могу играть по собственным правилам. Совсем немного, чтобы проучить этого твердолобого бескультурного мужчину!
— Что вы хотели мне сказать? — падаю в плетёное кресло на летней веранде, ёжусь от холодного ветерка.
— Ещё одну такую выходку я не потерплю. А если бы Ксюша себе что-нибудь сломала?
— А если бы она со второго этажа спускалась и ногу подвернула? Или на физкультуре коленкой ударилась? А? Что бы тогда было? Хотя нет, не отвечайте, я знаю — вы бы уволили учителя физкультуры и архитектора, который вам дом проектировал? Верно?
Я распаляюсь всё больше и больше, даже голос звенит от праведного возмущение. А что, Владимиру можно рявкать на меня свысока, а мне нельзя?
— Продолжай, — командует он.
— Я рассказала Ксюше, что на велосипеде меня учил кататься папа. А мама волновалась, когда я пришла со сбитыми коленками. Поэтому ваша дочь решила, что если она тоже получит боевое ранение, вы её пожалеете. Внимание проявите. А вы... будто не замечаете, что Ксюша к вам тянется и грустит без вашей поддержки!
Владимир меняется в лице. В его глазах больше нет злости, я не могу считать его эмоции. Он закрыт, напряжён. Отворачивается, головой качает. И затем произносит глухо:
— Воспитанием Ксюши занималась Каролина, Елена Леонидовна и няни. Я слишком много работал, упустил что-то… И теперь не знаю, как наверстать. Пробую воспитывать её так, как делали мои родители. Но с ней это не работает.
Я не ослышалась? Владимир… доверился мне? Под влиянием эмоций, конечно, и скорее всего он об этом пожалеет, но всё же это много значит. Для меня. Я снова вижу в нём человека, а не грубияна и плохого отца.
— То, что вы защищаете Ксюшу от плохих, по вашему мнению, друзей, от нездоровой еды и даже от велосипедов, никак не поможет вам сблизиться с дочерью. Она нуждается в вашем тепле и внимании. Просто похвалите свою дочь, а не отдавайте ей приказы таким тоном, словно она ваша подчинённая. Детям нужна родительская любовь, а не элитные школы и постоянно меняющиеся няни.
Фух, я закончила свою речь. И что на меня нашло? Переживаю за Ксюшу, вот и говорю всё, что думаю. Нельзя так, я же могу без работы остаться.
Съёживаюсь от волнения. Как отреагирует Владимир? Пошлёт меня куда подальше или сделает вид, что пропустил мои слова мимо ушей?
— А говорила, что не умеешь ладить с детьми, — хмыкает Владимир.
— Да я и не умею, это интуитивно получается.
Громов смотрит на меня долго и как-то слишком пристально, отчего я теряюсь. Не люблю такие взгляды, от них неуютно и всё время кажется, что со мной что-то не так. Я растираю замёрзшие плечи. Владимир, мотнув головой, говорит:
— Всегда будь на связи. И в следующий раз предупреждай меня, если вздумаешь Ксюшу на каток повести или с парашютом её прыгать заставишь.
Он улыбается! Да ладно! Он умеет улыбаться и даже шутить?
— Хорошо. Значит, прыжки с моста придётся пока отложить, — улыбаюсь в ответ и, чтобы не испортить момент, сразу говорю: — Я пойду в дом, тут холодно.
Громов не следует за мной. Спиной я ощущаю лёгкое покалывание. Владимир опять на меня смотрит.
Сложный он человек, не могу его понять. Но радует одно — он тоже умеет признавать свои ошибки. Я это качество в людях ценю. Громов не был хорошим отцом, пока росла Ксюша, но ещё не поздно всё изменить. Я верю, что у него получится наладить отношения с дочкой. И я попытаюсь ему в этом помочь.
Глава 8
Утром я случайно встречаюсь с Владимиром.
— После четырёх ты можешь быть свободна, — сообщает он.
На часах половина восьмого, а он уже спешит на работу. Снова одет с иголочки, а волосы чуть влажные. Вчера после тяжёлого разговора с Владимиром я вернулась к Ксюше, помогла ей с уроками, а затем мы вместе читали первую книгу о Гарри Поттере. Выяснилось, что малышка обожает фильмы и книги о смелом волшебнике.
Громова дома не было. Я заснула около полуночи, а он так и не вернулся. Уехал куда-то сразу после того, как открылся мне в порыве эмоций.
— Хорошо. Вы будете с Ксюшей? — уточняю я, допивая кофе.
— Да, — коротко отвечает Владимир. На меня даже не смотрит и вообще ведёт себя странно. Не грубо и раздражённо, как раньше, а словно ему в тягость моё присутствие.
— Осмелюсь спросить: чем вы с Ксюшей будете заниматься?
На самом деле я не должна задавать такие вопросы. Мой работодатель сказал: ты свободна, делай, что хочешь. Я должна молча кивнуть и уйти, а вместо этого пытаюсь достучаться до Владимира. Снова сблизиться с ним, как вчера. Почувствовать, что он не грубиян с холодным взглядом, а живой человек со своими проблемами и чувствами. Не знаю, почему мне это так важно. Я впервые за долгое время осталась одна. Мне плохо.
— Это тебя не касается, — на корню обрубает мой порыв Владимир. Ещё и взгляд бросает такой острый, недовольный, что я решаю подняться наверх и разбудить Ксюшу.
Малышка снова печально вздыхает, когда понимает — надо идти в школу. Не капризничает, ничего не говорит, а молча умывается и чистит зубки. В машине она молчит, а когда мы подъезжаем к зданию, напрягается
