И я, ни капли не соперница, ей верю.
— Илья, может, хоть проводишь? — просит девушка, невзначай скользнув рукой по груди, и трогательно закусывает нижнюю губку.
— Конечно, — отвечает Люков. — Подожди, Лиза, — нависает надо мной, тянет к себе со стола телефон и набирает номер. Сообщает, после короткого разговора с абонентом:
— Через пару минут будет такси. Пошли, я оплачу.
В нем нет нежности, он по-деловому суров, и я обзываю его про себя «холодной ледышкой». Он напоминает мне Кая, из сказки про Герду и Снежную Королеву, и я в который раз в своей жизни удивляюсь, чем подобные парни берут таких красивых девушек, как Нарьялова.
Должно быть желанием этот лед растопить.
Когда Люков равняется с ней, а я наконец стягиваю с головы надоевший головной убор, рассыпав сбившиеся волосы по лицу и отыскивая в спутанных кудряшках расстегнувшуюся заколку, то неожиданно слышу злое, предназначенное мне:
— Удачи!
И обернувшись, удивленно отвечаю:
— Спасибо.
Но блондинка продолжает:
— Недолгой и неяркой, девочка! Мне жаль тебя, я вижу, ты не поняла, — горько усмехается, подняв подбородок, — он бросит тебя уже завтра.
Мне тоже жаль девушку и хочется сказать, что не стоит меня ревновать. Что я ни при чем и вовсе не встречаюсь с Люковым, что не желаю быть ей соперницей, когда их и так хватает. Но успеваю лишь сказать:
— Нет. Не бросит, он…
Но девушка уже смеется:
— Наивная! — и исчезает, а Люков смотрит на меня так, словно хочет задушить.
* * *
Когда он возвращается, я уже почти выхожу из квартиры. Делаю шаг к двери, дернув рыжего кота за ухо, и внезапно утыкаюсь носом в крепкую грудь. Тут же отшатываюсь, испуганно поправляя очки.
— Пропусти, я ухожу, — говорю как можно тверже, выпрямив спину и подняв на Люкова глаза. Но он невозмутимо захлопывает дверь, отодвигает меня с пути, сует ключи в карман и уходит в комнату.
На этот раз он оставит меня стоять в прихожей до посинения, я это чувствую, а потому решительно разворачиваюсь, топаю за парнем прямо в сапогах и сердито утыкаюсь в него взглядом.
— Люков, я не шучу! — предупреждаю, как можно серьезнее.
Люков стоит на кухне, у окна. Спиной ко мне. Он слышит мои сердитые шаги и лениво бросает за спину, едва я приближаюсь.
— Кофе хочешь?
— Нет, — отвечаю я.
— А я хочу, — замечает парень, — сделай.
Вот так просто — вынь, да положь. Точнее, прогнись и завари. А я тут просто покурю.
— Обойдешься, — таким же ровным тоном говорю я. — Выпусти меня, Люков, и ты избавишь себя от проблем. А, может, даже, — добавляю, спустя паузу, — вернешь подругу. Ведь ты меня терпеть не можешь! — бросаю в затылок весомый довод, устав ждать ответ. — И занятия со мной тебе совсем не нужны!
Но он по-прежнему молчит, и я продолжаю, сделав к нему пару шагов:
— Я расплатилась с тобой сполна. Я зашла пообещать тебе разговор с Синицыным и объясниться. Я ничего тебе не должна, Люков, а уж ты мне тем более. С иллюзиями надо расставаться, учеба на данном факультете мне не по плечу, и это факт. Мне на работу надо, в конце концов! — заявляю о себе еще раз после очередной затянувшейся паузы. — Иначе мне не на что будет жить! Ты слышишь?!
— Слышу, — невозмутимо отвечает Люков и просит, полуприказывая, — не кричи. Со слухом у меня все в норме.
На улице поздние сумерки. В кухне темно, и широкоплечий силуэт гибкой фигуры, словно абрис — финальный набросок художника, четко прорисовывается на фоне окна. На Люкове расстегнутая рубашка, свободные штаны и больше ничего. Его взъерошенные светлые волосы вновь свободны от банданы и падают волнистыми прядями на затылок, притягивая взгляд.
— Ты знаешь, что такое слово, Воробышек? Которое, как тебя, не поймаешь? — он поворачивается и смотрит на меня. — Которое, если дал, надо держать. И не важно, легко оно брошено, или вытянуто клещами, — говорит равнодушно. — Так знаешь?
Вопрос прозрачен, но подтекст его весьма туманный для меня. Так же, как черты лица Люкова, скрытые вечерним сумраком. Он слишком пафосный для прямого ответа и слишком неожиданен для оказавшейся на чужой кухне малознакомой девчонки. Я настораживаюсь и чуть клоню голову к плечу, пытаясь увидеть глаза парня.
— Ты о чем, Люков? — спрашиваю бесцветно, убирая из голоса краски бурлящих во мне эмоций.
— Догадайся, — бросает он, а я в ответ вскидываю бровь.
— Догадалась, — нехотя киваю. Задираю подбородок, поправляя очки. — Что ж, польщена, — честно признаюсь, удивляясь про себя самоуправству и напору декана. Спрашиваю в свою очередь: — И что я должна сделать в ответ на такой широкий жест с твоей стороны?.. Слово, данное Синицыну, можешь забрать назад, Илья, — великодушно разрешаю. — Это слишком. Ни я не стою такого участия декана, ни ты такого давления. Это моя проблема, и я уже жалею о том, что согласилась с рекомендацией Юрия Антоновича и обратилась к тебе. Извини. Честное слово, это вышло от безысходности и невозможности брать платные уроки у профессионального преподавателя. Но ты мне тоже не по кошельку и весьма скудным возможностям кармана, как я уже сказала. Поэтому, давай я просто освобожу тебя от данного обещания и сейчас уйду из твоего дома по своим делам. А завтра…
— Мне плевать, Воробышек, что будет завтра, — перебивает меня Люков. — И на твои дела — тоже плевать. Синицын смог получить с меня слово, значит, выбора у тебя нет. Впрочем, — парень отрывается от окна и подходит ближе, останавливается в шаге от меня, глядя колко из-под темных бровей, — как и у меня. Ты только тянешь время, птичка-невеличка. И свое, и мое.
— Но денег-то у меня нет! — возражаю я, вскидывая взгляд. — А в долг ты, наверняка, со мной заниматься не станешь. Да и времени уже много, — поднимаю руку и пытаюсь рассмотреть положение стрелок на наручных часах. Ловлю стеклышком слабый луч зажегшегося уличного фонаря, обтекающий плечо Люкова. — Ой! Мне через десять минут на работе быть надо!
— Ничего, расплатишься натурой, — невозмутимо ставит точку над «i» парень.
— Т-то есть? — не понимаю я. Вновь поднимаю глаза и смотрю в жесткое лицо. — Какой еще натурой?
— Кофе сделай, Воробышек, крепкий, с сахаром. А после ковер за собой замой — тряпку найдешь в ванной. И разуйся уже, — цедит недовольно Люков, сдвигая меня с пути, возвращаясь в комнату. — Совести у тебя нет, пришла, наследила. Я не в хлеву живу, и ты не на вокзале, так что работай, птичка! Быстро и качественно, пока я добрый.
— Кофе?! — я все еще не могу прийти в себя и глупо хлопаю ресницами. Какой кофе? Он что, с ума сошел?.. Или предложил честный бартер?.. Что-то я понять не могу.