но и хороший психолог. Я сопротивлялась из последних сил, но с каждым днем моя защитная оболочка слабела. Я чувствовала, как постепенно навязанные мысли становятся моей сутью.
Я боялась, что после ночи, проведенной вместе, я превращусь в Еву окончательно. Глядя в широко раскрытые, отражающие звездное небо глаза Клима, я даже хотела этого. За свою недолгую жизнь эта девушка успела испытать то, что мне никогда не будет дано. После Клима я вряд ли смогу полюбить кого-нибудь чисто, наивно, всем сердцем.
Я чувствовала себя изломанной куклой, способной лишь выживать и упрямо бороться за сохранность своего разума. Что будет со мной, когда я устану и смирюсь, я старалась не думать.
Три недели.
Может ли человек за это время сломаться окончательно?
— Осталось двадцать один день, — собственный охрипший голос заставил поморщиться. Слишком явно было мое отчаяние.
Клим, сидевший за столом напротив меня, медленно поднял голову. Его ложка звякнула о тарелку.
За весь завтрак это были первые слова, произнесенные вслух. После своего обещания Клим замкнулся в себе и практически не смотрел на меня.
Мой же взгляд неизменно возвращался к нему. Непроницаемое лицо, скупые уверенные движения, гордый поворот головы и отблески пожара в глазах. Я пыталась представить Клима среди студентов в университете, смеющимся над шуткой однокурсника, — и не могла.
Он был из другого мира — мрачного, свободного и дикого.
Резко отодвинув от себя тарелку, Клим откинулся на спинку стула и, скрестив руки на груди, уставился на меня.
Я тут же прикусила язык. Мои слова задели его. Но я не должна растрачиваться на подобные мелкие подколы. Чтобы почувствовать себя удовлетворённой, мне нужен был один сокрушительный удар.
Всего один.
— Когда ты закончил университет? — непринужденно спросила я, помешивая ложкой густую кашу.
Эта естественность далась мне нечеловеческими усилиями. Я и в прошлой жизни не была мастером задушевных дружеских бесед, но теперь это приобрело вселенские масштабы. Я не могла избавиться от ощущения, что мы играем в какой-то бездарной театральной постановке.
— Я его не закончил.
В темных глазах мелькнула усмешка. Ему нравился мой спектакль.
— Почему? — искренне удивилась я. — Профессор говорил, что ты был его лучшим студентом.
Темные глаза заволокло предгрозовыми тучами. Но Клим всё еще получал удовольствие от этой сцены.
— Меня поставили перед условием, и я выбрал не математику, — ответил он.
Наклонив голову набок, Клим откровенно разглядывал меня.
Аппетит пропал. Я крепко сжала в руке ложку, и мышцы тут же отозвались ноющей болью. Прогоняя из головы мысли о прошлой ночи, я тихо проговорила:
— Ты выбрал Еву.
Это был не вопрос. Но Клим все равно кивнул. Он всегда выбирал Еву.
Мне захотелось резко сменить тему. Вскинув на Клима глаза, я спросила:
— На что ты живешь?
Клим приподнял брови. Он казался разочарованным моим вопросом.
— Когда у тебя математический склад ума, заработать на биржах несложно. И даже не приходится на кого-то пахать, — равнодушно пожал он плечами. Деньги его мало интересовали, я поняла это уже давно.
— За что ты хочешь отомстить отцу Антона?
Мои попытки разгадать Клима были похожи на беспорядочные метания слепого котенка в картонной коробке. Я совалась везде, но натыкалась только на преграду.
Клим окончательно потерял интерес к нашей беседе. Встав из-за стола, он отнес грязную посуду в раковину. Я продолжала сидеть на месте и сверлить взглядом мужскую спину.
— Это тоже как-то связано с Евой?
Мой вопрос прозвучал почти враждебно. Мне начинало казаться, что эта девушка находится в комнате. От духоты прошиб пот.
Клим повернулся и, вытирая руки кухонным полотенцем, пристально посмотрел на меня.
— Да, — коротко ответил он.
Я сглотнула и прикрыла глаза, пытаясь справиться с головокружением. Комната сузилась до крохотных размеров. Солнечный свет, падающий из окон, стал нестерпимо ярким.
С шумом выдохнув, я посмотрела на Клима. Черты мужского лица размылись, фигура подернулась дымкой, и только пронзительно черные глаза оставались по-прежнему яркими.
— Блять, только не вздумай опять падать в обморок!
Громкий окрик прозвучал издалека, будто нас с Климом разделяла толща воды.
Я бессмысленно смотрела, как Клим приближается ко мне. В голове не было ни одной мысли. В ушах шумела пульсирующая кровь. К горлу подступила тошнота.
Клим, наклонившись, обхватил руками мои плечи и слегка встряхнул.
— Посмотри на меня! — рявкнул он.
Я заторможено подняла голову и посмотрела парню в глаза. От пылающего в них огня мне хотелось зажмуриться.
— Пей!
Клим сунул мне под нос кружку с остывшим сладким чаем. Я послушно отпила глоток и закрыла глаза. Вата, заложившая уши, постепенно рассасывалась, но перед глазами всё еще мелькали черные мушки.
Мое обоняние обострилось до предела. Запах Клима окружил меня, вызывая новый приступ головокружения.
Мне нравился этот аромат. Едва уловимый мужской одеколон, мятная зубная паста и разгоряченная кожа. Он напоминал мне жаркую ночь на мягком пледе под яблоней...
Чужое дыхание коснулось лица.
— Открой глаза, — хрипло приказал Клим.
Я с трудом разомкнула веки и посмотрела на Клима. Он был зол. Желваки на красивом лице ходили ходуном. Между бровей пролегла хмурая складка.
— Что, блять, с тобой такое? Когда ты в последний раз была в больнице?
Сильные пальцы больно сжимали мои плечи. Напряженное тело нависало каменной глыбой. В голосе звенел металл. Но я почувствовала странное облегчение.
Глядя в темные прищуренные глаза, я облизала сухие губы и с усмешкой прошептала:
— Ты боишься второй раз потерять свою Еву?
Хлесткая пощечина была мне ответом.
Гнев жаркой волной окатил меня с головы до ног. Хватая воздух открытым ртом, я резко поднялась со стула. Головокружение и слабость отступили под натиском ослепляющей ярости.
Где был мой пыл, когда Клим уводил меня из кафе?
Только сейчас я почувствовала в себе достаточно сил, чтобы дать ему отпор.
Выпрямившись до ломоты в натянутом позвоночнике, я замахнулась и влепила Климу ответную пощечину.
В тишине комнаты, наполненной утренним светом и неровным дыханием, звук удара был оглушителен.
Клим стоял передо мной, расслабленно опустив руки вдоль тела, и смотрел прямо в глаза. Его взгляд пробирал до костей. Мне хотелось отшатнуться назад и отгородиться руками от этого человека.
Но ярость еще плескалась в моей груди, а щека горела от унизительной пощечины.
— Не смей меня трогать, — прошипела я. Я надеялась, что каждое мое слово сполна пропитано ненавистью.
Клим в притворном удивлении
