— А… а вы собирались выписать мне премию?
Пугается, но язвит. Ну не прелесть ли?
— Не стал бы — из-за пролитого на документы чая и стал бы — за героический перелёт в попытках всё исправить.
— Плюс на минус даёт минус, — кисло прокомментировала она.
Андрей пожал плечами:
— В своей компании я сам решаю, какие правила арифметики соблюдать.
Она наконец отняла руки от лица и опустила ресницы, словно его ответ её несказанно смутил.
Андрей кашлянул. Сердцу в груди вдруг стало тесновато. Ощущение нереальности происходящего всё никак не покидало.
Чувство было такое, будто вот прямо здесь и сейчас всё летит под откос. Паршивое ощущение — ощущение теряемого контроля. Башкой вроде всё понимаешь, происходящее регистрируешь, а поделать с этим ничего не можешь, словно застыл в тотальном параличе.
И уже второй раз за неполный час положение спас телефонный звонок.
Катя. Опять. Неужели дали добро на вылет?
— Слушаю.
— Андрей, — всхлипывала Катя. — Ониговрятчт-товсё-о-о-о…
— Эй, эй, тише. Что «всё»?
— Гврятчто… что… не будет рейса-а-а…
— Катя, — он вышагнул из гостиной в коридор, прошёлся по нему до задней комнаты. — Катя, успокойся, прошу тебя. Не нужно плакать, слышишь? Сказали, что не будет рейса, я верно понял?
Она угукнула и перешла на частые всхлипы. А он никак не мог отделаться от ощущения, что перед ним разыгрывалась не слишком искренняя драма. То ли плач её выглядел слишком надрывным, будто переигрывала, то ли он просто устал от сегодняшних потрясений.
— Катя, это ещё не конец света.
— Н-не будет… до утра. Сказали… не ждите… до завтра. Д-до вечера.
Она пыталась справиться со сбившимся дыханием, но всхлипывать стала реже.
— Андрей, да что делать-то?!
Он прикрыл глаза, помассировал переносицу.
— Здесь тоже всё парализовано. Аэропорты закрыты. Но завтра только тридцатое. Если рейс дадут пусть даже вечером, будешь здесь через несколько часов. Слышишь меня?
— Слыш-шу…
— Всё уладится. Не переживай. Всё будет хорошо.
— Мне что, в аэропорту ночевать?
— Зачем? Если хочешь, отправляйся в гостиницу или домой. За ситуацией можно следить и в онлайн-режиме.
— Ладно… Ты там как?
— Держусь, — криво усмехнулся он в пустоту, не к месту вспомнив скорченную Мироновой забавную рожицу. — Отзвонись, когда будешь в гостинице или дома. Или хотя бы сообщение напиши.
Он повесил трубку и какое-то время стоял в коридоре, безо всякой причины рассматривая настенное панно с оленями под громадной еловой лапой.
Почему он ничего не сказал Катерине о заявившейся к нему в коттедж Мироновой?
Андрей всё смотрел и смотрел на припорошенных снегом оленей. Он не мог ответить себе на этот вопрос. Или не хотел.
***
Он вернулся в гостиную и застал Миронову медленно расхаживавшей вдоль панорамного окна, за которым по-прежнему безбожно мело. Она кого-то утешала по телефону, воркуя в трубку, будто говорила с испуганным ребёнком.
Но детей у неё точно не было. Наверное, утешала кого-то из родных.
Ну и с бойфрендами ведь так не говорят, верно?
Она ведь встречалась с каким-то Сергеем. Андрей видел его пару раз — тот как-то заезжал к ней на работу. Тощий, нескладный, с откровенно нахальной рожей. И что такие, как она, находили в таких, как он?
Андрей прислонился плечом к дверному косяку, наблюдая, как она ходит туда-сюда, размахивая свободной рукой в попытке объяснить невероятную ситуацию, в которой оказалась.
Хрупкая, вся будто сотканная из плавных, изящных линий. Чуть вьющаяся русая прядь выбилась из хвоста, глаза блестят, высокие скулы порозовели…
У таких должен быть защитник: суровый со всеми, нежный — только с ней одной. Кто-то, кто смог бы подставить плечо, уберечь от всего, поддержать и помочь, выслушать и утешить. А не какие-то там Сергеи…
Она отняла телефон от уха, обернулась к нему, нахмурилась. И Андрей только сейчас спохватился, что откровенно пялился на неё, полностью провалившись в свои мысли.
Хреново, Волков, очень хреново. Твоя концентрация даёт очевидный сбой.
Он выпрямился и сделал вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит. Да и не происходило. Ему теперь, может, вообще на неё не смотреть?
Тем более что это временное явление. Уляжется ещё до того, как она покинет его коттедж.
— Всё в порядке? — он кивнул на телефон в её руке.
Она проследила за его взглядом:
— Да. Мама… пыталась объяснить ситуацию.
— Успешно?
Она забавно сморщила нос, но всё же кивнула:
— Говорит, пусть лучше в избушке посреди гор, чем на дне ущелья под километрами снега.
— И не поспоришь, — Андрей переключил телефон на беззвучный и вернул его в карман джинсов. — Ну что, готовы в ознакомительному туру по избушке?
Глава 19
Я, как послушная собачонка, таскалась за Волковым из комнаты в комнату и постепенно наливалась горячей краской, оттого что сболтнула ему мамины слова про избушку.
О том, что я попала в элитное жилище, я и раньше догадывалась. Во-первых, Волков ценил комфорт, во-вторых, ворочал миллиардами. Ну кто бы при его-то возможностях не совместил приятное с полезным?
Но после импровизированной экскурсии стало очевидным, что у нас тут не просто жилище уютное и защищённое, но и напичканное всякими высокотехнологичными штуками, которые за пару недель проживания превратят вас в круглую мягонькую булочку. Кругом для всего имелись пульты и дистанционное управление, всякие климат-контроли, технологии «умный дом» или что-то вроде того. Валяйся целыми днями на диване, ничего не делай — дом и без тебя со всем управится.
Планировка, к слову, была довольно простой, зато удобной. Внизу — громадная гостиная, примыкавшая к ней просторная кухня с выходом на террасу, а позади — битком набитая продуктами комната хранения со всякими датчиками влажности и температурного режима, а ещё коридор, ведший в небольшую комнату: гостевую или кабинет. Наверх из коридора лестница вела в одну-единственную комнату, если не считать двух раздельных санузлов и душевых — просторнейшую спальню с гардеробной и неприлично обширной двуспальной кроватью, укрытой пледом глубокого винного цвета.
Ну да, логично. Коттедж-то снимался для отдыха вдвоём.
Из спальни я, как распоследняя идиотка, выскочила, едва Волков успел договорить. Послушно покивала, мол, да, ага, спальня как спальня, чего я там не видела? На этом экскурсия благополучно завершилась — мы вернулись на кухню, где Волков продемонстрировал мне забитый продуктами холодильник и скрывавшийся в углу кухни люк, под которым располагался винный погребок.
Мамочки… Да с таким-то снабжением тут можно всю зиму жить припеваючи, а по весне спуститься в долину своим ходом, скатившись с гор румяным колобком.
— Я всё же надеялся, что путешествие по коттеджу хоть немного вас успокоит, — Волков упёрся ладонями в столешницу, и я, присев на краешек стула, подняла на него взгляд, стараясь не глазеть на обтянутые тонкой шерстью свитера бицепсы.
— Да я и не нервничаю.
— Вы себе все губы искусали.
— Ничего я не искусала, — насупилась я, обиженная его наблюдательностью. — Вам что ли делать больше нечего, за таким следить?
Он внезапно усмехнулся — тихо, почти неслышно:
— Я и сам себе этот вопрос задаю.
Это он о чём? Это он зачем? Это какая-то издёвка? Я вроде бы и готова была разозлиться, а взгляд опустила и не нашла в себе сил снова его поднять.
— Послушайте, Евгения Станиславовна, не переживайте и не нервничайте. Завтра вы благополучно отбудете домой. Ситуация более или менее ясна, и от нас в ней ничего, ровным счётом ничего не зависит. Не жгите себе нервы понапрасну.
Я кивнула, продолжая смотреть в стол. Голос Волкова звучал странно — низкий, с привычной хрипотцой, сейчас он стал ещё ниже, стелился мягко, словно убаюкивал. Не припомню, чтобы он хоть когда-нибудь заговаривал со мной таким голосом.
