чая, не потребуется снова сидеть у тебя на коленях и обниматься с тобой. И я побуду там всего час, по истечению которого ты отвезешь меня домой. Если согласен, то по рукам.
Демид раздумывает несколько секунд, после чего кивает.
— Окей, хорошо.
— Отлично. Каков дресс-код?
— Приходи в том, в чем тебе будет удобно.
— То есть, джинсы подойдут?
— Вполне.
— Что ж… ладно. Теперь я могу идти на лекции?
— Я тебя провожу.
Мы выходим из машины и снова идем ко входу. Демид придерживает дверь, ожидая, пока я войду, а потом легко нагоняет и шагает рядом со мной.
Мы быстро поднимаемся по лестнице и доходим до нужной аудитории.
— Меня не пустят, — снова вздыхаю я, а Демид уверенным движением открывает дверь.
Преподаватель, женщина средних лет, видит меня, переводит взгляд на Демида, и замирает на полуслове. Как же ее зовут… черт, еще не запомнила.
— Извините, я опоздала, — мямлю я.
— Пожалуйста, проходи и садись, — вполне любезно отвечает женщина.
Я нахожу глазами подругу и спешу к ней. Ни на кого не смотрю, зато чувствую, как взгляды всех присутствующих впиваются в меня, словно иглы.
Те, что сидят у стены могли не заметить, кто меня проводил, но с рядов у окна сто процентов обзор был хорошим. И они не могли не заметить Усманова, стоящего прямо за моей спиной. Я бы сказала, излишне близко стоящего, практически вплотную.
И это его «заеду за тобой в девять» произнесенное у самого моего уха таким будоражащим чуть хрипловатым голосом…
Что мне чьи-то взгляды, когда я согласилась идти на вечеринку с самим Усмановым.
Слух, что на пару меня привел сам Усманов, быстро разлетается между студентами нашей группы и теперь все косятся на меня с любопытством. Преимущественно недобрым, намешанном на зависти. А также с настороженностью. Ведь никто еще не осведомлен о точном положении дел.
Но, тем не менее, из незаметной серой мышки я сейчас же, словно по щелчку, превращаюсь в личность дня.
Честно говоря, я и сама не в курсе, что происходит и такое повышенное агрессивное внимание сокурсников мне совершенно не нравится. Я, признаться надеялась, что слухи дойдут до ребят не так быстро.
Маша не слезает с меня вопросами весь остаток дня и вконец так достает, что я вру ей. Говорю, что несмотря на выходной, мне срочно нужно заехать на работу. Делаю все, лишь бы хоть в дороге до общаги не слушать про мою великую удачу, что такой парень, как Демид, решил обратить на меня свое внимание.
Я радуюсь, что отделалась от подруги ровно до того момента пока мне не приходит идея выйти из автобуса за две остановки до нужной с тем, чтобы немного пройтись.
Улица с односторонним движением в этот час малолюдна и машин немного, я смогу не только прогуляться, но и послушать музыку в наушниках.
На пешеходном переходе я мешкаю, потому что белые тонкие провода слегка перепутались. Когда загорается зеленый и мама с дочкой, девочкой лет восьми, начинают переходить дорогу, я остаюсь на месте. Но именно это меня и спасает.
Я вдруг слышу характерный свист шин, скрежет металла, звук, будто от удара и вскрики.
Поднимаю голову и от ужаса, что разыгрывается прямо на моих глазах, не могу прийти в себя.
Женщина, словно в замедленной съемке, перелетает через капот, а потом ее с силой бросает на асфальт в нескольких метрах от машины.
Удар сильный, но женщина жива. Она стонет и сразу же пытается подняться с асфальта. У нее не получается, из-за каких-то повреждений в ноге.
А девочка? Что с девочкой? Ее не видно и от этого делается так жутко.
Ни разу в жизни я не оказывалась свидетелем чего-либо подобного, и моя душа сразу же уходит в пятки.
Я забываю о наушниках и пока водитель, зажатый в салоне, возится с дверцей, покореженной от бокового удара о другую машину, припаркованную здесь же, я несусь вперед, не разбирая дороги. Доставая на ходу телефон, чтобы вызвать скорую.
Я огибаю машину и в первую секунду не хочу верить в то, что вижу.
Девочка лежит без движения рядом с колесами и в первый момент непонятно, жива она или нет, но я отчего-то уверена, что она умирает.
Не знаю, откуда берется эта уверенность, откуда-то из глубин моего сознания.
И тут же из тех же глубин вырывается мысль, я не должна допустить, я должна, просто обязана спасти ее.
Но как? Что я могу сделать?
Я кидаюсь на колени рядом с ней, одной рукой жму на вызов в телефоне, а вторую прикладываю к лицу девочки. Рядом с тем местом, откуда сочится кровь. Видимо, она ударилась головой при падении.
Быстро говорю адрес, а сама веду пальцами по бледной неподвижной коже.
Что я могу сделать?
Я не врач. Я даже не знаю, какие у нее повреждения. Может, ее нельзя трогать?
Убираю телефон и освободившуюся руку кладу девочке на грудь, в район сердца.
А дальше происходит странное.
Я вдруг ощущаю необычное покалывание в руках, чувствую, как мои ладони нагреваются. Так, будто я взяла и опустила руки в тазик с теплой водой или прислонила их к обогревателю.
Только никакого обогревателя здесь нет. Тело, словно само генерирует тепло, а затем направляет его все в мои ладони.
Боже, что происходит?
Но я продолжаю прикасаться к телу ребенка, потому что почему-то уверена, это правильно, так должно быть. Я должна помочь!
Внезапно девочка чуть шевелится, а потом открывает глаза.
— Мама, — шепчет она и ее глаза начинают бегать по сторонам.
— Алена, Алена, — голос, полный ужаса раздается из-за моей спины и женщина, подбегает к нам, сильно прихрамывая. Она бросается на колени перед дочерью, а я отступаю с удивлением разглядывая лицо девочки и свои пальцы.
Еще секунду назад и там, и там была кровь, а теперь ее нет.
Странное тепло больше не жжет ладони, оно все ушло. Перешло в нее. А я теперь чувствую огромную, просто непередаваемую усталость и слабость в ногах.
— Алена, Алена!
Девочка садится и обнимает свою маму. Сложно представить, что всего несколько секунд назад она была без сознания, а ее золотистая кожа имела сероватый землистый оттенок.
— Я вызвала скорую, — говорю я и тут же в подтверждение моим словам вдалеке слышится вой сирены.
Водителю, наконец, удается выбраться из машины, и он спешит к тем, кого сбил по своей невнимательности. А я…
Я отступаю на несколько шагов и
