- Нагулялась, шалава! – яд в голосе всегда доброго Захара потряс до глубины души.
- Захар, я не сама! Меня силой увезли! – тихо прошептала я, неловко вставая.
Протянула к нему руку, заглядывая в глаза, и обомлела – Захар был пьян. В его облике было мало от того Захара, которого я привыкла видеть. У него всё лицо было страшно перекошено от ярости, глаза белые, дикие.
Он стоял, чуть покачиваясь, и с ненавистью смотрел на меня, явно не слыша моего испуганного лепета или не понимая его смысла.
- Тебе обязательно надо было опозорить меня? Ты не могла расстаться со мной по-человечески, Галка? Сволочь ты! – он говорил с ненавистью, рычал.
Я совсем не узнавала этого человека, которого знала чуть ли не всю свою жизнь, за которого собиралась замуж!
- Захар! Ты что, не слышишь меня? Саша украл меня! Я была с ним не по своей воле! – шёпотом кричала я.
Казалось, что он услышал только «Саша» и «была с ним». Потому что ими, я будто с цепи его спустила.
Он размахнулся и ударил меня по голове. Я настолько не ожидала от него, что снова упала на пол, на этот раз больно ударившись, в ужасе оглядываясь на Захара. На меня посыпались удары ногами, и я заорала от боли и ужаса. Пыталась отползти, укрыться и не успевала - получала снова и снова и кричала....кричала...
Дальше плохо помню, но сквозь боль и страх, различила грохот. Пинки прекратились, тело болело, каждый вдох отдавал болью.
Вскоре в квартире появились врачи. Я понимала, что меня везут в больницу.
Все было словно в тумане.
Глава 20
В приёмном покое меня оставили лежать на каталке в ожидании. Ещё в машине скорой, проткнув вену на руке, поставили капельницу с каким-то лекарством. Потом, то ли врач, то ли фельдшер, долго оформлял меня, диктуя что-то женщине в белом халате. А она записывала и записывала. Иногда они меня что-то спрашивали, я отвечала. Или мне показалось, что всё это длилось долго, потому что было очень больно. Мысли туманились. Потом все люди куда-то исчезли.
Сейчас я лежала на каталке в приёмном покое одна, прикрытая лишь белой простынею. Мне было больно, холодно и страшно. Неожиданно пришла мысль, что, если натянуть мою простынь на лицо, я буду выглядеть как труп. Тело болит, дышать трудно… Вдруг прошибло ужасом – а может меня просто оставили умирать? Дождутся, пока кикну, натянут на лицо простыню и повезут сразу в морг. Паника затрясла всё тело в ознобе. Я не выдержала и заплакала. Сначала тихо, потом громче.
Вдруг в приёмный покой забежал мужчина. В следующую минуту я сообразила, что это Сергей. Он наклонил ко мне лицо с подбитой скулой, на которой разливался синяк до самого виска.
- Ты чего ревёшь? Сильно больно? – услышала я знакомый голос.
Сразу стало спокойно, паника схлынула. Сергей упирался одной рукой о мою каталку, и я нащупала его пальцы своей ладонью. Пролезла под них и крепко сжала. Потом закрыла глаза и, наконец, отключилась, потому что больше ничего не помню. Дальше пошли только неясные ощущения, словно сон или сквозь сон: голоса, меня везут, перекладывают, больно, кричу или лишь издаю стон.
Утром просыпаюсь и пытаюсь понять, где я. Тело пронзило болью от нечаянного движения. Даже от дыхания, слева неприятно ныло. Оглядываюсь. От поворота головы, с новой силой заломило в висках, заболела щека. В палате, кроме моей, ещё пять кроватей. Все заняты. Возле одной из кроватей на стуле куняет женщина в белом платке. В палату забежала санитарка и сразу ко мне.
- Проснулась, деточка? Сейчас уточку подам.
Утро тянется бесконечно. Я буквально купаюсь в боли.
Начался обход. Врач подходил к каждой больной по кругу. Начал с противоположной от меня кровати, возле которой раньше сидя спала женщина. Больной оказалась девушка, которая неудачно упала. Сама непосредственно травма, я так поняла, незначительна, у девушки оказалось заболевание крови – плохая свёртываемость, поэтому она оказалась в больнице.
Я оказалась последней в кругу. После довольно болезненного осмотра, врач сказал:
- У вас перелом ребра слева, но подтверждать это рентгенографическим исследованием в вашем положении нежелательно. Гематомы будем смазывать. Болевой синдром также снимать будем с осторожностью. Сейчас Вас перевезут в гинекологию, и там уже врач назначит дозволенные Вам препараты. А рёбра заживут за три или четыре недели. Бинт на грудной клетке Вам перед переводом сменят. Я буду вас навещать в другом отделении, не беспокойтесь.
- Каком положении, доктор? Каком, моём, положении? – спросила я, превозмогая боль и приподнимаясь.
- Лежите, лежите, - быстро сказал врач. – Вы беременны.
- Давно? – только и спросила я.
- Это Вам скажет гинеколог.
Врач ушёл, а у меня даже боль отступила от неожиданной новости.
Я обдумывала своё положение со всех сторон и поражалась судьбе. «Неужели мне на роду написано стать матерью одиночкой? Почему? За что?» - задавалась я вопросами без ответов.
Потом стала думать о возможном отце ребёнка. Мы с Захаром не предохранялись после подачи заявления, оба хотели зачать малыша как можно быстрее. Саша был неосторожен лишь единожды, тогда, на полу, со стулом.
Так что, скорее всего, это ребёнок Захара. После его выходки я больше не хочу иметь с ним ничего общего, но судя по всему, придётся. Абортов с меня хватит.
«Хорошо бы, девочка родилась. И будем мы с ней жить долго и счастливо. Без мужчин, от которых одна только боль в моей жизни, неважно, душевная или физическая», - думала я, глядя на входную дверь в палату.
Как раз входил мужчина.
- Здравствуйте! Белякова Галина Васильевна это кто?
- Я. Здравствуйте.
Оказалось, этот мужчина из полиции. Я наотрез отказалась давать показания и писать заявление на Захара.
Во-первых, я знаю и люблю всю его семью. Валентина Ивановна, его тётя, мне как вторая мама.
Во-вторых, понимаю причины, из-за которых он так сильно напился.
В-третьих, то, что алкоголь имеет на него такое влияние оказалось новостью, но это не повод сажать отца своего ребёнка.
Ничего... Рёбра срастутся, синяки заживут, а замуж за него, конечно, теперь не пойду. А наказание… Разве того, что без жены остался в день свадьбы ему мало? Он же за мной со школы бегал. Последние два месяца парень будто на крыльях летал. Любовь ему эти крылья давала, а боль вместе с водкой монстра из него сделали.
Нет, я его не прощу за избиение, но и с полицией связываться не буду. Сами разберёмся.
В гинекологии палата оказалась уже на восемь человек.
Как позже выяснилось, почти все девочки лежали на сохранении и только одна ждала искусственных родов. Соседки без конца лазали в свои тумбочки, доставали еду и кушали. Я только глотала слюну. Больничная манная каша утром в меня не полезла, а жидкий овощной суп и перловка с варёным яйцом на обед совсем не вдохновили. Дышать было больно, двигаться больно, кушать хотелось – засада!
На следующий день синяки на лице приобрели зеленоватый отлив. Мои соседки по палате сторонились меня и, по-моему, даже поручали друг другу приглядывать за вещами, когда выходили. Их можно понять: выглядела я ужасно, ко мне никто не приходил, вещей у меня не было, еды тоже. Врач осматривала меня неохотно и быстро. Но УЗИ мне всё же назначили и в этот же день поставили точный срок – пять недель. Теперь я знала: ребёнок точно от Захара…
Ненавижу гороховое пюре! Физически не могу его есть, даже умирая с голоду, как сейчас. Пытаюсь запивать чаем, светлым, как ослинная моча, но не выдерживаю и, зажав рот ладонью, как бы бегу, а правильнее сказать, ползу, с максимально возможной в моём состоянии скоростью, в туалет и извергаю из себя всю эту гадость. Да простят меня таинственные поклонники этого блюда - горохового пюре! «Таинственные» потому, что лично я таких не встречала. У всех девочек в палате оно осталось на тарелках, только моё пошло в унитаз.
