– Подождите… – проговорила я. – Так вы Джиа?
– Я Джиа.
– Гриффин говорил мне о вас! Правда, не называл вашей фамилии. Но он рассказал мне про татуировку. Мне нравится. В смысле, нравится татуировка и нравится, что вы решили ее разделить.
Я по-прежнему улыбалась. Вот что самое ужасное: я по-прежнему улыбалась. Тогда я еще не знала, что делать этого нельзя. И внезапно Джиа, мой только что обретенный и уже утраченный друг, развернулась и быстро пошла прочь.
И только тут я заподозрила, что что-то не так.
Ведя колонку «Сто открытий», я обнаружила, что люди любят ненадолго притвориться кем-то другим. Когда путешествуешь, можно стать кем угодно. Никто тебя не знает. Никто не навязывает собственные представления о твоей персоне. Во время поездки все неизведанно и возможно. Это как новая работа или новый мужчина. Как первый поцелуй. На короткий, но восхитительный миг ты ощущаешь себя новым человеком. А потом случается неизбежное (и неизбежно неожиданное): тебе напоминают, что ты – это по-прежнему ты.
Я шла по городу как в тумане. Нарисованный Гриффином план лежал в кармане пальто, но я все равно постоянно сворачивала не туда. Наконец я нашла ресторан – маленькое, похожее на амбар здание с чудесной красной трубой, окруженной лесами. Перед дверью лежала вывеска – тоже красная. Названия на ней еще не было.
Я вошла внутрь. Из колонок гремел великолепный альбом «Роллинг стоунз» Exile on Main Street. Самому ресторану до великолепия было еще далеко: пол не постелен, на стенах пятна, с потолка свисают провода, в дальней стене огромная прямоугольная дыра – видимо, там предполагалось сделать стойку. Рядом, касаясь рукой лежащей на полу металлической люстры, стоял Гриффин и разговаривал со строителями.
Заметив меня, он широко улыбнулся и подошел.
– Вот и ты, – сказал он.
– Вот и я.
Гриффин потянул меня в свободный угол, и мы обменялись долгим поцелуем.
– Я уже успел соскучиться… Это нормально?
Он отстранился и заглянул мне в лицо, гладя меня по щекам.
– Ты замерзла? Надо одеваться теплее, а то подхватишь пневмонию.
– Мне только ленивый об этом не сообщил. И с каждым разом становится все хуже.
– Что становится хуже?
– Мой диагноз.
Гриффин рассмеялся и тут же закашлялся. Упершись руками в колени, он тщетно пытался отдышаться, а я испуганно смотрела на него и не знала, что делать. Наконец он кое-как вытащил из кармана ингалятор, поднес к губам и втянул ртом воздух. Постепенно его дыхание успокоилось, а кашель стих.
– Как ты? – спросила я.
– Нормально, – проговорил Гриффин. – Со стороны все выглядит гораздо хуже, чем есть на самом деле.
Однако он по-прежнему стоял согнувшись.
– Это все пыль, – пояснил он. – Попала в легкие. Врагу не пожелаешь.
– Может, не стоит находиться в таком пыльном месте?
– Определенно не стоит.
С этими словами Гриффин выпрямился и улыбнулся. И только тут я заметила, как сильно бьется у меня сердце.
– Не волнуйся, – сказал он. – Со стороны все выглядит намного хуже, чем есть на самом деле.
– Ты уже говорил…
– Значит, так и есть!
Гриффин взял мою руку и крепко сжал, словно хотел сказать: «Со мной правда все хорошо».
Я ответила на его пожатие: «Я рада!»
Гриффин с гордостью обвел зал рукой:
– Ну? Что скажешь? Знаю, это пока лишь скелет, но все равно, как тебе наше безымянное детище?
Еще на секунду я задержала взгляд на Гриффине, потом осмотрелась вокруг, пытаясь представить, каким будет готовый ресторан. Даже по одному скелету было видно, что в итоге получится нечто грандиозное: открытые стропила и балки, столы в деревенском стиле, печь и многочисленные светильники. И, разумеется, огромный камин, завершающийся красной трубой.
– По-моему, здорово, – сказала я. – Просто здорово.
Гриффин улыбнулся:
– Хочу, чтобы стены пропитались музыкой «Роллингов», тогда у зала появится особый колорит.
– А может, ресторан так и назвать – «Роллинги»?
– Даже не знаю…
– А как насчет «Ресторанчик Энни»? Или просто «У Энни»? По-моему, звучит. И гостям точно понравится.
Я улыбнулась, давая понять, что просто шучу. В ответ Гриффин обнял меня.
– Обязательно запишу, чтобы не забыть… – Он наклонился и прижался губами к моей щеке. – А ты чем сегодня занималась? Я уже начал немного волноваться – несколько раз звонил домой, но ты не брала трубку.
– Я провожала близнецов в школу.
Мне показалось, что Гриффин едва заметно напрягся и хотел отстраниться, но в следующее же мгновение его губы снова коснулись моей щеки.
– Очень мило с твоей стороны, – сказал он.
– Пустяки. Джесси нужно было в Бостон, на встречу с научным руководителем.
– Не пустяки, – возразил Гриффин. – Тебе же скоро сдавать статью.
Еще одно напоминание о поджимающих сроках… Как будто мало мне отчаянных имейлов и звонков Питера. Пора было не только сдавать статью, но и решить, куда отправиться в следующую командировку, а я даже приблизительно не могла определиться.
Но я просто улыбнулась и пожала плечами:
– Вообще-то я неплохо провела время: прогулялась по городу, познакомилась поближе с близнецами, посмотрела, где они учатся… А еще я встретила Джиа.
На этот раз мне точно не показалось: Гриффин действительно напрягся.
– Ты встретила Джиа?
– Да, в переходе между корпусами. Мы немного поболтали. По-моему, она прелесть. Легко заткнет за пояс Марту Стюарт[8]. Я даже сначала подумала, что нашла здесь первого друга. Звучит, конечно, по-детски, но у меня возникло чувство, будто я ее знаю. Просто она такая… милая.
– А ты сказала, что…
– Разве она не милая?
– Да, конечно, очень милая.
Я подняла голову и встретилась с ним взглядом.
– И вот теперь я пытаюсь понять, чем ее обидела. Я только сказала, что мы с тобой недавно поженились, а она развернулась и ушла. Неужели это могло ее задеть? Вы же встречались еще в старшей школе!
Гриффин закрыл глаза и слегка покачал головой.
– Черт… – пробормотал он.
– Что? Неужели она до сих пор к тебе неравнодушна? После стольких лет? Это же ненормально! То есть я-то, конечно, никогда тебя не разлюблю, но…
Гриффин открыл глаза и посмотрел на меня, даже не улыбнувшись моей шутке.
– Послушай, Энни, я не говорил, что встречался с Джиа только в школе.
– Как это не говорил?
Я напрягла память, и мне удалось вспомнить тот разговор, в котором Гриффин упоминал о Джиа. Мы сидели рядом за стойкой, мои пальцы касались татуировки у него на запястье, и он рассказывал о той ночи, когда ее сделал.
– Ты говорил, что сделал татуировку в восемнадцать, так?
– Так, – кивнул Гриффин.