— Но поехали?
— Да, так получилось. Компания, в которой я оказался, непременно хотела посмотреть замок. И я не устоял, — грустно покачал головой Казьмин. — Я, помню, чуть не плакал, когда увидел эти вылизанные, отстроенные заново стены, эту новую черепицу на скатах, деревянные детали, покрытые пинотексом… Я, конечно, понимаю, что лучшие кирпичные заводы Европы поставляли стройматериалы, что реставраторы перелопатили все архивы… Но знаете, Полина, это были почти мертвые стены, задохнувшиеся! Они молчали. Превратились в декорацию… Там теперь только костюмное кино снимать.
Казьмин замолчал, печально улыбаясь.
Запущенный дикий парк словно грустил вместе с ним. Многие деревья уже облетели, на кустах шиповника среди пожухлых листьев еще багровели не успевшие засохнуть ягоды. Неухоженные тропинки, протоптанные любителями одиноких прогулок сквозь редколесье, перетекали одна в другую, но «культурная» часть знаменитого парка по-прежнему оставалась где-то далеко. А здесь соседствовали умиротворенный покой и неожиданно острая печаль.
Несмотря на выглянувшее наконец солнце это было весьма холодное утро. Полина пожалела, что не надела свитер потеплее. Да и пальцы на ногах, чем дальше, тем больше подмерзали.
Казьмин, наконец, прервал затянувшееся молчание:
— А в Дрездене вы были?
— Была, давно уже, — кивнула Полина, невольно обрадовавшись, что о новом предмете разговора знает не понаслышке.
— Застали развалины в центре города?
— На десятиметровой высоте там в камнях росли березки, — улыбнулась Полина своим воспоминаниям. — И это в ста метрах от Сикстинской мадонны… Немцы говорили, что у них нет средств на восстановление.
— И хорошо, что не было, — кивнул Казьмин. — Я гулял по Дрездену в вечерних сумерках после грозы. Представьте себе: быстро бегут черные облака, в прогонах между ними — багрово-желтое закатное небо, и на этом фоне — прекрасный оперный театр, золотые статуи и… брошенные на произвол судьбы руины, пристанище местных демонов и хранилище нездешнего знания… Это было просто здорово. Говорят, теперь там многое восстановили. С тех пор я избегаю визитов в Дрезден, хотя друзья все время зовут… А в Вильянди? Полина, вы были в Вильянди?
— Я даже не знаю, где это, — призналась Полина, и ей почему-то стало стыдно.
Но Казьмин без малейшего раздражения пояснил:
— Вильянди — крошечный городишко в Эстонии, сущий медвежий угол. Когда-то там был древний замок. Он разрушен еще в незапамятные времена. Теперь это даже не развалины, просто груда камней, посыпанных песком. Туда привозят туристов, они минут десять слушают историю экскурсовода, лазают по камням и уезжают… А я ходил вокруг несколько часов, сидел на них, лежал. Даже разговаривал с ними. Мне после этого стало казаться, что я эстонский язык немного понимать стал. Камни научили. И что замечательно, вильяндийский замок уже никто не станет реставрировать. Те камни будут сочиться тайнами времен…
— Если никто не купит эту землю под застройку, — брякнула Полина и невольно испугалась болезненной гримасы Казьмина.
— Если такое произойдет, я попытаюсь ее перекупить, — твердо заявил он. Потом покачал головой. — А вы просто источаете пессимизм, Полина.
— Это не пессимизм, Валерий Петрович, — вздохнула она. — Это прагматизм.
— Ох уж мне этот прагматизм, — сурово проворчал Казьмин. — Женский прагматизм — это страшная сила. Разрушительная…
— Похоже, женский прагматизм некогда здорово вам насолил.
— Вы попали в точку, — согласился Казьмин. — Много лет назад я развелся, не выдержав натиска женской практичности.
— Печально слышать. И что же было причиной?
— Знаете, Полина, мне даже стыдно об этом рассказывать. Таким нелепым это кажется теперь.
— Так и не рассказывайте, — легко согласилась Полина.
— Боже мой, Полина, вы совсем замерзли! — вдруг воскликнул Казьмин, словно совершенно забыл о предыдущей щекотливой теме.
— Ну что вы, вовсе нет! — запротестовала она.
— Да вы продрогли! Сегодня уже по-настоящему холодно. Давайте, что ли, шагу прибавим… А я-то оседлал любимого конька и не замечаю, что вы мерзнете!
Казьмин взял Полину за руку и повел сквозь невысокий кустарник к широкой аллее. Его ладонь была теплой и сильной.
Они пошли побыстрее. Казьмин не выпускал руку Полины, время от времени легко пожимал ее пальцы и то и дело заботливо поглядывал на нее.
— Да что вы так волнуетесь? Я уже согрелась!
— Слава Богу! А то хорош бы я был! Если вы не против, я вам еще Шапель покажу. Занятное строение, а если наверх подняться, очень красивый вид…
Они подошли к обшарпанной башне, лет сто назад выкрашенной в морковный цвет. Поперек почти обвалившейся арки была натянута рваная металлическая сетка, на которой еле держалась ржавая табличка «Проход закрыт. Опасная зона». Казьмин, нимало не смущаясь, подошел к сетке, что-то подергал и отогнул.
— Прошу вас! Я пойду вперед, а вы за мной.
Полина вслед за Казьминым пролезла сквозь образовавшуюся дыру в сетке.
Наверх вели страшного вида крутые деревянные ступени, местами проломленные и разбитые чуть ли не в щепки.
— Ну что, полезем? — голос отозвался эхом.
— Я что-то не уверена, что это так просто. Тут все на честном слове.
— Я помогу. Я сотню раз это проделывал.
— А может быть не стоит? — несмело возразила Полина.
— Отчего же?
— Я слышала…
— Что вы слышали? — подозрительно уточнил Казьмин.
Полина вздохнула:
— Что физические нагрузки вам не на пользу.
Казьмин негромко рассмеялся:
— А-а, вот вы о чем! Благодарю за заботу. В моем кардиостимуляторе недавно заменили батарейку, и уж что-что, а взобраться на Шапель я еще смогу… Итак, я вперед, а вы следом за мной. Будьте осторожны.
Он принялся карабкаться по крутой лестнице. Полине ничего не оставалось, как лезть за своим неугомонным экскурсоводом.
Выбравшись на верхнюю площадку, Казьмин подал Полине руку и почти втащил ее к себе.
— Ну вот, и славно. Немного запылились, только и всего, — Казьмин часто дышал, но выглядел довольным. — Ну а теперь посмотрите вокруг.
Полина огляделась. В разрушенных оконных проемах действительно открывались шикарные виды на Екатерининский дворец, на Китайскую деревню и Большой каприз.
— Вы правы, это замечательно, — согласилась Полина.
Казьмин не ответил. Помолчав немного, он вдруг серьезно спросил:
— Откуда вы узнали о моей болезни?
— Илья рассказал.
— В самом деле? — удивился Казьмин. — Когда он только успел? Обычно он не раскрывает наши маленькие семейные тайны так легко.
